Арт-терапия, визаж, купаж: чему и зачем учиться на пенсии

Выучить английский, заняться ландшафтным дизайном, создать собственный канал по вязанию на YouTube или просто перестать бояться компьютерной мышки — учебная программа в университетах и школах для пожилых людей может быть не менее разнообразной, чем в любом вузе или колледже. «Теории и практики» продолжают спецпроект с национальной конференцией «Общество для всех возрастов». В новом выпуске — о том, зачем людям продолжать образование после выхода на пенсию и какие возможности для этого есть уже сейчас.

Когда мы создавали университет пожилых, нам казалось, что мы сейчас проведем один проект, 54-часовое обучение, и на этом, слава богу, все закончится. Но оказалось, что люди, которые прошли курс, никуда не собирались уходить. Они сказали: «О, отлично! Давайте еще 54 часа и еще 54!» — и так далее. Мы этим стали заниматься, подвели под это какую-то базу и пришли к следующему выводу: по сути, образование в том возрасте, о котором мы говорим, может иметь три основания.

Первое — это обучение как докапитализация. Человек, который собирается выходить на пенсию, либо ожидает, что его на эту пенсию скоро попросят, хочет себя как-то докапитализировать, чтобы стать более ценным кадром или стать просто полезнее для общества в целом. Он начинает учиться компьютерной грамотности и прочим интересным вещам. Наиболее ответственные работодатели сами учат пожилых людей. Если мы говорим об обучении как о докапитализации человека, то оно строится на основании того, что нужно работодателю. Он заказчик, как бы это ни выглядело. Соответственно, это компетентностный подход. Это называется в сфере обучения hard skils — научить человека тем профессиональным знаниям, которые у него отсутствуют. Самый простой пример — это та же самая компьютерная грамотность.

Вторая история — это обучение как самореализация. Человек в пожилом возрасте просто хочет развиваться. Никаких иллюзий относительно своей карьеры он не строит, и она ему не нужна. Это то, с чем мы столкнулись на 54-м часу. Люди хотят учиться, а на вопрос «зачем?» отвечают: «Ну, мы хотим знать еще английский язык, ландшафтный дизайн и… Что у вас тут еще есть? Здоровый образ жизни? Прекрасно!» Оказалось, что все, что мы можем им предложить, они хотят: арт-терапию, визаж, купаж, все что угодно. Потому что люди получают в пожилом возрасте то, чего они не получали раньше. Есть прекрасный проект «Сбыча мечт», когда в пожилом возрасте человек может реализовать мечту, которую он не мог реализовать ранее. По разным причинам: не было у него денег, времени и так далее. Оказалось, например, что многие за всю жизнь не были в зоопарке или в цирке. Это другая история, здесь заказчик — сам человек. И я здесь стою на таких мальтузианских принципах: хочешь — учись за свои деньги. То есть это не должно обеспечивать государство. Если ты хочешь развиваться, то неважно, сколько тебе лет и какая у тебя пенсия, или стипендия, или зарплата, или ты вообще безработный — развивайся самостоятельно. Люди как-то находят возможность йогу оплачивать.

А вот третья вещь, мне кажется, характерна для России. Это то, к чему мы у себя в университете пришли, — обучение как социализация. Это когда человеку не важно, чему он учится, а важно, где и в какой компании, в какой тусовке. Это создание некой тусовки. Именно поэтому люди, которые прошли у нас обучение, возвращаются обратно со словами: «Я могу научить этому других». Не факт, что может, не факт, что есть тренерские качества, но человек очень хочет. Поэтому у нас стали возникать движения волонтеров, пресс-центр, спортивные направления. Появилось желание устраивать походы и даже квест. Мне, кстати, кажется, что он станет очень популярным в Петербурге. Это бабушкин квест, его проводят бабушки. По-моему, это намного лучше, чем когда его проводит молодой дипломированный экскурсовод. Для него это просто дома, а для бабушки это родина и история. Так вот, на мой взгляд, это как раз является социальной услугой. Если обучение нужно не для личностного роста, а скорее для создания каких-то сообществ, если это необходимо для того, чтобы повышался какой-то эмоциональный статус пожилого человека, вот тогда в это надо вкладываться, в том числе государству.

Я думаю, в этом возрасте часто люди готовы идти на работу ради социализации. Вспомните старый фильм «Старики-разбойники». Там не для докапитализации они сами себе грабеж устроили, а ради социализации. Фильм фильмом, но это действительно так. Тут еще важен работодатель. Например, страховые компании готовы предложить место агента по страхованию жизни, то есть чтобы пожилые продавали услуги пожилым. «Это не прикольно», — подумал бы я на месте пожилого. Вот если бы предложили какое-то интересное место, тогда, возможно, люди стали бы вкладываться в докапитализацию, чтобы на этом новом рабочем месте социализироваться.

Молодежь и пожилые — это колоссальный ресурс, в мире постоянно происходит что-то, что их существенно разделяет. И вот идея образования на сегодня имеет под собой хорошую подоплеку. Я за непрерывное образование. Нужно подвести научный базис: если ты учишься всю жизнь, то это в конечном итоге заканчивается более благополучной старостью. По самым разным позициям. Я думаю, что тут срабатывает тот факт, что человек все время настроен на поиск и изучение чего-то нового, а это целостная направленность личности. Соответственно, это порождает и физические, и моральные силы.

Но это не имеет никакого смысла, если у человека нет осознания того, ради чего он существует и чего он в этой жизни хочет достичь. Надо сказать, что, подключая людей к системе непрерывного образования, мы невольно помогаем им обрести этот смысл. Я убежден в этом, потому что каждый может себе что-то интересное найти. На эту тему есть много серьезных научных работ. В Соединенных Штатах есть такая инициатива, она уже много лет существует: пожилые люди помогают учителям школ. Просто помогают как социальные работники, как воспитатели. И когда мы наблюдаем за этими людьми в течение нескольких лет, контролируя их рост, вес, уровень холестерина, давление и многие другие параметры, то выясняется, что они в целом себя лучше чувствуют, чем те, кто этим не занимается. Замечательный пример, и это научные данные.

Наш проект родился как попытка синтезировать все эти вещи. Как уменьшить этот разрыв между молодежью и пожилыми? Возникла идея подготовить молодых людей, чтобы они смогли выступить в роли преподавателей в группах пожилых людей. Это абсолютно не новая идея, она давно уже используется, но когда подводишь это под базу психического здоровья, появляется, на мой взгляд, новое качество, которое можно успешно продвигать дальше.

Идея была в том, чтобы широко подключить университеты, чтобы они активно предоставили своих аспирантов, докторантов, дипломантов и т. д. В конечном итоге нашими клиентами стали молодые социальные работники, молодые преподаватели, просто творческие молодые люди, которые хотели расширить свои возможности. Мы подготовили 120 ребят и девушек. Они изучали, что такое психическое здоровье, как преподавать пожилым, а дальше предлагали свои проекты. Это были очень разные работы, далеко не все были посвящены освоению компьютеров.

Системного изменения пока не произошло. Это связано с тем, что пока мы не сумели найти контакт между университетами третьего возраста и той группой, которую сумели подготовить. Мы считаем важнейшим возможным продолжением проекта вебинары, которые позволят нам расширить аудиторию и подтолкнуть на местах к развитию системы образования для пожилых. Преподавать пожилым людям — это очень трудно, потому что они сами все время стремятся учить окружающих и особенно молодых, у них есть такая нереализованная потребность. Это, кстати, тоже не нужно запрещать.

Считаю, что в нашем случае главное достижение — это то, что молодежь стала лучше понимать пожилых. От этого и продолжительность жизни пожилых может увеличиться, и молодежь начнет задумываться о том, как прожить свою жизнь, чтобы прийти к такому возрасту в состоянии когнитивного баланса и психологического благополучия.

Сложности с трудоустройством людей старшего возраста совершенно объективны. Я про профессионализм не говорю — сейчас все очень быстро меняется, появляются новые технологии и так далее. Я скорее говорю про психологические моменты: работодателям проще взять человека, которому 30 лет, чем человека перед пенсией. Они объясняют так: «Я буду в него вкладываться, обучать. А человеку перед пенсией что надо? Ему надо доработать. То есть он уже не мотивирован». Вот эти стереотипы глубоко сидят в наших кадровых сотрудниках.

Самым крупным работодателем города Москвы является правительство Москвы, все подведомственные организации. Это социальный сектор: здравоохранение, школы и так далее. Больше миллиона человек работает в этих подведомственных организациях. И на эти рабочие места тоже претендуют люди старшего возраста. Мы сейчас говорим не с точки зрения бизнеса, а с точки зрения государственных подходов.

Как университет управления мы сейчас проводим обучение старших сестер в медицинских организациях, у нас учится 400 человек. Мы им показываем вот такую схему. Работодатель ищет людей с максимальным количеством компетенций. Мы говорим, что качество работы человека определяется не только его профессиональными навыками: важна способность управлять отношениями на рабочем месте, личная зрелость, степень мотивации. Причем все коэффициенты друг на друга умножаются, то есть если у человека личная зрелость ноль, то какие бы у него ни были профессиональные навыки, он получит ноль. Это такой условный образ. И если брать личную зрелость, мотивацию и компетенции, то люди 45–55 лет не проигрывают, а, наоборот, часто выигрывают. В общем, фактор возраста мы нивелируем этой формулой и пытаемся объяснить это нашим кадровикам в больницах, поликлиниках, школах. Мы только начали этот процесс.

Кроме того, в октябре мы запустили проект «Центр новых возможностей 50+», который в этому году получил президентский грант. Суть в том, что люди, которые испытывают сложности в поиске работы и при этом подходят к пенсионному возрасту, — это особенный формат настроений, который требует очень качественной консультативной поддержки. Кому задать вопрос? С кем поговорить? Консультанты «Центра новых возможностей 50+» будут работать в Москве и Московской области, Ленинградской и Псковской областях. У нас уже есть договоренность с пенсионными фондами в этих регионах. Людям, которые пришли в пенсионный фонд, чтобы проконсультироваться по поводу получения пенсии, будут вручать листовки с информацией о нашем центре. Мы их будем ориентировать по дальнейшим карьерным и вообще жизненным траекториям. Вот подходит у них время пенсии. Что им делать? Продолжать карьеру или получать образование и начинать другую карьеру? Может, например, они себя увидят в волонтерской или некоммерческой деятельности.

На одной из конференций зашла речь о том, что, когда человек выходит на пенсию, он проходит несколько стадий. Первая — стадия некоего возбуждения. Он уже не должен работать, но получает пенсию, и у него есть время, чтобы сделать многие дела, которые накопились. Дальше идут другие стадии, в том числе и стадия депрессии: человек привык работать, а работы нет. Вот нам желательно до того, как человек дойдет до стадии депрессии, его проконсультировать. Не трудоустроить, а просто рассказать ему о тех возможностях, которые у него есть. Поверьте, возможностей очень много.

* Республика немцев Поволжья существовала до 1941 года, а с началом войны всех, кто в ней проживал, депортировали и переселили на другие территории Советского Союза: Сибирь, Казахстан, Урал, Север и так далее. С того момента эта этническая группа стала проживать разрозненно.

Я работаю в общественной организации «Немецкое молодежное объединение», и мой опыт связан с тем, как возрастную аудиторию включить в образовательный процесс. Порядка двух лет назад мы подумали, что у нас нет никакой стыковки между двумя очень важными возрастами — возраст 50+ и возраст, скажем, 20+. Это как раз те два поколения, которые очень активны в общественной деятельности и так или иначе представляют свою этническую организацию. Но между собой они практически никак не взаимодействуют. Глобально наша цель была в том, чтобы попробовать соединить два поколения и изменить сложившуюся модель отношений между молодыми и пожилыми, так называемыми сеньорами. Мы долго думали, как найти точки соприкосновения, и оттолкнулись от такой довольно практической темы. В 90-е годы большое количество российских немцев уехало в Германию.* И сейчас люди, которые остались здесь, не всегда могут общаться с родственниками там, потому что не владеют новыми технологиями: написать в фейсбуке или в «Одноклассниках», позвонить по скайпу и так далее. Так что изначально мы зашли со стороны компьютерных технологий и компьютерной грамотности. Так появился проект «Школа выходного дня». Но в итоге это была только вывеска, предлог для начала диалога.

Понятно, что приходили в основном бабушки, пожилых дедушек было очень мало. Но эти бабушки всегда приходили со своими запросами. Кому-то хотелось не бояться компьютерной мышки; кому-то — научиться звонить родственникам в Германию; кому-то — создавать видеофильмы; кто-то хотел записывать уроки вязания и выкладывать на YouTube и так далее. Мы старались максимально использовать принципы неформального образования и отвечать на эти запросы. Мы сразу взяли установку на работу с волонтерами, то есть мы никому не платим за этот проект. Мы говорили пожилым, что это ваш помощник, вы не в позиции «учитель — ученик». Это было обучение через опыт: минимум теории и максимум практики.

Изначально у нас было опасение, как отнесутся к нашим молодым волонтерам наши уважаемые сеньоры и насколько они готовы воспринимать такую модель. Все-таки это люди, которые прошли советскую школу, и у них, возможно, остались особые представления о том, как должен выглядеть и общаться преподаватель. Но наши опасения оказались надуманными.

В какой-то момент это переросло во что-то большее, чем просто курсы компьютерной грамотности. Мы прочитали отчеты наших волонтеров, которые писали: «Наши талии расширяются на несколько сантиметров в месяц, потому что мы постоянно едим принесенные нам в благодарность пирожки». На самом деле это очень важно, это момент передачи опыта: не все наши волонтеры (те же российские немцы, но молодые) умели готовить национальный пирог, не все знали какие-то другие рецепты. Так что иногда компьютерные курсы превращались в уроки кулинарии. В такие моменты мы понимали, что это и есть та самая новая модель, которую мы искали.