В России дневники начали вести дворяне, а в начале XX века о своей жизни писали даже простые крестьяне, солдаты и школьники. Какими бывают личные дневники, зачем они нужны их авторам, а также историкам и лингвистам, рассказал руководитель проекта «Прожито» Миша Мельниченко. T&P законспектировали главное.

Миша Мельниченко
создатель и руководитель проекта «Прожито», историк
Инструмент исследователя
Задача волонтерского проекта «Прожито» — собрать в одной электронной библиотеке личные дневники, как опубликованные, так и прежде неизвестные. Мы хотели сделать поисковый инструмент для исследователей, чтобы они могли работать с текстами, отслеживая записи по определенной дате, теме, географической локации, полу, возрасту и типу дневника.
Слово «дневник» мы трактуем максимально широко — как хронологическую последовательность датированных записей одного человека. При этом содержание и намерения их авторов могут быть разными. Не существует неважных дневников — мы никогда не знаем, что будет интересно исследователям и читателям.
Работа с большим корпусом текстов может дать исследователю гораздо больше, чем отдельные дневники. Мы знаем почти о трех тысячах личных дневников на русском и украинском языках. Больше половины из них есть у нас в электронном виде, в том числе двести прежде не публиковавшихся рукописей — те, что нам удалось скопировать и расшифровать самим с помощью волонтеров. В базе проекта уже больше 360 тысяч подневных записей XIX–XX веков — это почти тысяча лет записей 1400 авторов, среди которых есть представители разных социальных слоев и профессий.
Запомните меня ненастоящим
К дневникам по умолчанию высок уровень читательского доверия. Считается, что это личный текст, в котором меньше пространства для осознанного обмана. Этим довольно часто пользуются фальсификаторы.
Кроме фальшивок записей известных людей — Фаины Раневской или Лаврентия Берии — люди часто подделывают и свои собственные дневники.
Тот, кто хочет войти в историю в определенном амплуа, пишет воспоминания, придавая им для достоверности форму дневников, — к этому жанру относится ряд публицистических текстов о Первой мировой и публикаций советского времени с «дневниками» фронтовиков.

Черновик стенгазеты из дневника Василия Маклакова / prozhito.org
Собеседник в ГУЛАГе
Большая часть дневников — это попытка справиться со стрессом, депрессией и сложными обстоятельствами. Многие начинают вести записи во время войны, и это помогает им пережить происходящее. С помощью дневника часто упражняются в слоге будущие писатели или журналисты.
Есть чисто фактографические, рабочие записи, позволяющие не забыть важную информацию. У нас можно найти разные типы дневников: духовный, туристический, дневник заграничной поездки, блокадный, дневник снов и другие.
Часто дневники становятся собеседниками. Автор записей может обращаться к конкретному человеку: например, во время разлуки с близкими дневник становится частью внутреннего разговора с ними. В своих записях узник Печорлага обращается к сыну, дочери, жене: «Дочь. Вспоминаю тебя, как ты вскакивала мне на колени и обнимала за шею, целовала в лоб, щеки, брови, в нос, как мило было ощущать твое нежное лицо, твои тонкие горячие пальцы обнимали мою шею…»

Титульный лист рукописного дневника Алоиза Крылова / prozhito.org
Дети и птицы
Команда проекта особенно любит подростковые дневники 1930–40 годов. Несмотря на то что всякий раз примерно угадываешь их содержание, работа с этими текстами воодушевляет. Их авторы лишь нащупывают себя, пытаются выстроить свою идентичность. Иногда попадаются и совсем детские дневники — как, например, записи за 1915 год девятилетней ученицы частной гимназии:
«Утром я занималась. После завтрака мы пошли на бульвар, и взяли с собой флаги и санки; мама мне подарила французский флаг, а Шуре русский. На бульвар пришла Ирма. Мы сломали санки».
Порой в наивных юношеских дневниках можно найти упоминания о знаковых исторических событиях: «Конституция! Свобода слова, собраний, печати — все это дано манифестом 17-го октября 1905 года. Всеобщая радость и ликование! На улицах толпы народа с красными флагами, повсюду слышится пение Марсельезы. Учения нигде нет до понедельника, магазины закрыты, телеграф, почта, электрическая станция не работают». В проекте много подростковых дневников свидетелей блокады Ленинграда.
Распространенный жанр — дневник наблюдения за ребенком, часто это записки о его здоровье и развитии. Например, рукопись под заголовком «Как мы проводили время без мамы» вел отец двухлетней девочки, который в 1966 году остался с ней вдвоем, пока его жена уехала отдыхать:
«Светлана кушала 2 яйца печенье и кофе. Уснула в 11 часов. А я спать не могу. Прошло всего 4 дня. Еще 16. Кошмар!», «В 2 часа уснула. Через 6 часов Зина приедет. Ждем мы ее как бога!».
Есть дневник женщины, которая вела его с 1947 по 2016 год: сначала делала записи о своей дочери, а потом писала о внучке. На сайте опубликован и особенный дневник о детях — его в 1894–1917 годах вела Екатерина Грачева, первый русский педагог-дефектолог: «На другой стене (повыше) полка для игрушек. Мне говорили, что это лишнее — „идиоты игрушек не понимают“. Я с этим не согласна: как могут быть дети без игрушек».
Я был удивлен количеством дневников, где описывались наблюдения за птицами. Такие записи часто носят рабочий характер: это научный инструмент для орнитолога. Ведение подобных дневников популяризировал московский клуб юного биолога, легендарный КЮБЗ (Кружок юных биологов зоопарка. — Прим. T&P). Свои наблюдения, как правило, записывали профессионалы («Около Пушкаревского леса среди яблоновых насаждений видел 7 серых куропаток. Они подпустили меня к себе довольно близко. Куропатки ели семена лебеды. Невдалеке кормилась огромная стая коноплянок…»), но иногда птицами увлекались и любители.

Обложка рукописного дневника Андрея Базулина / prozhito.org
Семейные чтения и шифровка
Мой любимый вид записей — это дневники самосовершенствования, когда люди, которые ставят перед собой цели, системно ведут заметки, превращая их в инструмент работы над собой. Много таких записей относятся к строительству нового советского человека в 1920–30-е годы. Например, Владимир Солодовников хотел стать директором авиационного завода и для этого поставил перед собой задачи, связанные с образованием, спортом и развитием силы воли:
«Все в случае необходимости все в угоду образованию и отдых и развлечение, веселье и все посторонние занятия!!! Я должен помнить что за двумя зайцами погонишся ни одного не поймаешь».
Представление об абсолютной приватности дневника очень современное. До революции и в советское время авторы дневников часто давали читать их своим близким и друзьям. Существовали даже коллективные дневники. В семье Л.Н. Толстого родители изучали записи детей, устраивались даже семейные чтения.
Часто в дневниках можно увидеть пометки одноклассников — как, например, в записках Олега (Чинара) Черневского: «Сегодня я дам дневник Асе, она перепишет рассказ и прочтет дневник. Я почти уверен, что она завтра на меня рассердится… [Далее Ася расписывается в дневнике: Не, я не рассержусь…»] Эти записи интересны еще и тем, что были частично зашифрованы автором, — впрочем, ничего крамольного или секретного во фрагментах, написанных шифром, не было. Участники «Прожито» расшифровали три или четыре детских шифрованных дневника, и всякий раз это было скорее детской игрой, нежели попыткой защитить написанное от возможного читателя. Для этой цели некоторые авторы скорее переходили на другой язык: например, Кирилл Успенский, сидя в тюрьме, писал на английском.
В рубрике «Конспект» мы публикуем сокращенные записи лекций, вебинаров, подкастов — то есть устных выступлений. Мнение спикера может не совпадать с мнением редакции. Мы запрашиваем ссылки на первоисточники, но их предоставление остается на усмотрение спикера.
Комментарии
Комментировать