Зависимость бывает не только от веществ, но и от людей, работы, религии, хобби и отношений. Мы привязываемся к кому-то или к чему-то и не можем это отпустить. Причем заметить это порой бывает непросто. Ведь кажется, что это неотъемлемая часть жизни и без нее никак. Делимся отрывком из книги Дэвида Ричо «Триггер к переменам», где автор рассказывает о причинах созависимости.

Триггер к переменам. Что делать, когда нет сил терпеть

Дэвид Ричо
Издательство: «Манн, Иванов и Фербер», 2023

Иногда людей держит вместе зависимость или созависимость. Зависимость — это когда вы полагаетесь на других больше, чем на себя. Болезненная зависимость — это невозможность жить без кого-то или чего-то. Если это алкоголь и наркотики, вы ощущаете постоянную непреодолимую тягу к ним. Зависимость управляет вами. Вы хотите все больше и больше, а удовлетворения все меньше и меньше. Постепенно формируется толерантность, для кайфа нужно увеличивать дозу, а потом она приносит лишь временное облегчение.

Зависимость бывает не только от веществ, но и от людей, секса, любви, работы, религии, хобби и отношений. Мы привязываемся к кому-то или к чему-то и не можем это отпустить. Кажется, что хорошо бывает только с этим человеком или во время этого занятия. Они стоят на первом месте. Как бы мы ни старались уйти, мы всегда возвращаемся, потому что нам никогда не будет достаточно того, в чем мы на самом деле не нуждаемся. Поэтому мы остаемся в ненужных и даже вредных отношениях или ситуациях. Признаки зависимости налицо: навязчивое желание и компульсивное поведение.

Люди часто остаются вместе из-за созависимости. Изначально созависимым называли того, чей партнер страдает от зависимости: «Мой муж алкоголик, а я поддерживаю статус-кво, прикрывая его».

Человек становится частью цикла зависимости — вот почему алкоголизм называют семейной болезнью. Все оказываются вовлечены так или иначе, пусть даже не осознают этого. Согласно определению, созависимость — это поддержание системы зависимости. Сейчас созависимость трактуют шире и употребляют слово в том смысле, что человек остается в бесперспективных отношениях, постоянно возвращаясь за тем, чего ему больше не дают.

Такую трактовку созависимости связывают с самоотречением, упорством в деле, давно ставшем бесполезным. Упорство — это хорошо, но порой оно толкает на то, что себя не оправдывает. Преданность — тоже положительная черта, но из-за нее можно долго просидеть в тупике. Преданность вселяет чувство долга, а это основа мышления созависимости. Человек объединяет и путает понятия долга и обузы. И так привыкает к этому, что не может уйти: «Я должен остаться. Это мой долг. Я не могу уйти». В здоровой альтернативе преданность перетекает в «жесткую любовь», когда человек действует, исходя из интересов дальнейшего развития — своего и партнера.

В отношениях и ситуациях с насилием всегда есть выход, но что-то не дает им воспользоваться. Так формируется созависимость: нас держит чувство, что в нас нуждаются, особенно если в семье мы выполняли роль помощника. Мы можем гордиться этой ролью, она делает нас значимыми, а иногда является единственным способом подтвердить свою значимость. Оставаясь в этой нездоровой роли, мы держимся за ощущение надежности. Мы приняты в круг, мы — часть большего, поэтому мы долго цепляемся за неблагодарную роль. Понятно, что мы не можем представить другой участи. Утрата воображения — плата за роль и за верность ей.

Иногда созависимость произрастает из жалости. Мы сочувствуем другому или другим и остаемся с ними, хотя нам это уже не нужно. Нам может быть жаль покидать коллег. Мы переросли группу или проект, но считаем своим долгом остаться, потому что остальные без нас якобы не справятся.

Это примеры заботы и сострадания, но доведенные до крайности. Оставаясь из сочувствия к партнеру, вы лишаете сочувствия себя. Это противоречит практике любящей доброты, которая предполагает сочувствие в равной степени к себе и окружающим.

Главное в процессе ухода из ситуации — совершить его с заботой. Это значит сохранить связь с теми, с кем вы расстаетесь: «Я люблю тебя, но не могу жить с тобой». Такая формулировка подразумевает принятие своей реальности и в то же время заботу о других.

Не стоит забывать о жалости. Когда близкому человеку плохо, хочется его пожалеть. Иногда связь не разрывают, потому что не смогут равнодушно смотреть на страдания партнера. В этом случае очевидно, что другой нам небезразличен и что вместе нас держит сентиментальность. В здоровых отношениях партнеры помогают друг другу видеть реальное положение вещей. В нормальном союзе партнеры воспринимают отношения как они есть, без милых иллюзий. Тогда жалости нет места, ее сменяет сострадание. Жалость нас тормозит, а сострадание мобилизует.

Первые пять строк левого столбца описывают созависимость. Мы можем цепляться за веру в то, что «надо дождаться естественного конца». Помню, еще подростком я начал читать книгу, и она оказалась скучной, но я чувствовал себя обязанным дочитать ее до последней страницы. Это простая иллюстрация привязанности к тому, в чем вы больше не нуждаетесь. Я впадал в созависимость с авторами неинтересных книг! (Не рекомендую вам дочитывать эту книгу, если вам от нее никакого толка.)

Вот более разумная формулировка преданности: «Я остаюсь там, где мне нравится, пока все хорошо. Если оно того стоит, я постараюсь все исправить. Если не получится, я отпущу ситуацию и буду жить дальше с любовью и без осуждения».

Преданность может быть средством задобрить обидчиков. Развитие положительных чувств у жертв похищения к своим похитителям называют стокгольмским синдромом. Когда похититель приносит жертве еду, она считает его добрым, а не вынужденным ее кормить, поэтому ощущает к нему теплые чувства. Потом власти и социальные службы кажутся жертве плохими. Она до такой степени сроднилась с похитителем, что ей не нужны спасители! Цепочка «насилие — подчинение — задабривание» наблюдается у многих приматов. Из этого можно заключить, что создание связи ради безопасности имеет ценность для выживания.

Синдром многое рассказывает о доверии. Жертва начинает доверять преступнику и разуверяется в спасителе. Исследований на эту тему мало, но все они подтверждают тот факт, что мы можем любить своих обидчиков. Вспоминается Нагорная проповедь: «Возлюбите врагов своих». Но в нашем случае чувства — это не духовные обязательства, а результат психологической виктимизации. В этой связи нельзя не упомянуть слова Мартина Лютера Кинга — младшего, радовавшегося, что Иисус не повелел: «Пусть вам нравятся ваши враги». Испытать искреннюю симпатию сложнее, чем полюбить. Любовь — это желание самого лучшего другим: здоровья, радости, просветления и так далее. А симпатия — это влечение к интересному и приятному человеку, неподвластное нам.

Стокгольмский синдром, как и любая травма, не заканчивается с возвращением жертвы в привычные обстоятельства. У посттравматического (или продолжающегося, как я его называю) стрессового синдрома есть начало, но ему не видно конца. Человек слишком долго пребывал в иллюзии и непонимании. Надо заново учиться воспринимать реальность. Это применимо к опыту любой травмирующей ситуации. Только со временем возвращаются ясность и душевное равновесие — как земля приходит в норму после землетрясения.

Причина созависимости во многом объясняется саспенсом — это термин из развлекательной индустрии. Мы смотрим фильм, потому что нам интересно, что будет дальше. Каждая мизансцена выстроена таким образом, чтобы зритель захотел увидеть продолжение. Слово «саспенс» происходит от латинского слова, означающего «подвешивать». В подвешенном состоянии, в неопределенности, затаив дыхание, мы ждем развязку в надежде, что она будет соответствовать нашим ожиданиям. Саспенс — близнец предвкушения. Предчувствие большего определенно встроено в наши души. Мы испытываем его в каждой главе своей жизни. Мы не уходим, чтобы узнать, что будет дальше. Мы впадаем в зависимость от саспенса.

Партнер в отношениях, где есть саспенс, превращается в наркотик для нас. Мы всегда в ожидании следующего поворота сюжета. Что он теперь сделает? Когда она начнет действовать иначе? Что произойдет сейчас? Что изменится? Мы сидим в зрительном зале, охваченные саспенсом, и в жизни ничего не меняется. Потребность в драме подпитывает созависимость, и мы остаемся. В данном случае, как ни парадоксально, оставаться — значит отдаляться. Нам кажется, что мы хотим сближения, но на деле мы все дальше друг от друга.

В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.