Лингвист Вадим Киммельман о грамматике жестовых языков и культуре глухих

Почему глухие в Америке считают, что надо говорить не «потеря слуха», а «обретение глухоты», как они при помощи жестов описывают пространство и, например, расположение мебели в комнате, а также почему американский жестовый язык ближе к французскому, а не британскому, — в рассказе лингвиста Вадим Киммельмана. Новый герой постоянной рубрики на T&P.

Где учился: Институт лингвистики Российского государственного гуманитарного университета, магистратура по жестовой лингвистике в Университете Амстердама, стажировка в Университете Коннектикута.

Что изучает: коммуникативная структура русского и нидерландского жестовых языков.

Особые приметы: пишет популярные статьи о жестовой лингвистике, коллекционирует фильмы о культуре глухих.

Довольно часто люди, которые занимаются жестовым языком, как-то связаны с сообществом глухих изначально. Например, переводчики чаще всего — это дети из семей глухих. А у меня такой связи не было, я про жестовый язык долгое время ничего не знал. Я начинал с того, что просто занимался лингвистикой в РГГУ. А лингвистика — это, в общем, про все языки. И я как-то подумал, что вот, мы разбираем грамматики разных языков, а что же с жестовыми? Люди используют их, там тоже есть какие-то правила, но ничего об этом нам не рассказывали. Тогда я стал искать в интернете какие-то курсы. Вообще возможностей выучить русский жестовый язык тогда было не так много. Центр образования глухих имени Зайцевой и еще Всероссийское общество глухих (ВОГ) — тоже иногда организовывали такие программы. Вот, собственно, и все.

Обычно у людей, которые ничего не знают про жестовый язык, сразу возникает несколько спонтанных вопросов. Например, является ли этот язык универсальным, то есть используют ли один и тот же язык все глухие в мире. Конечно, ответ на этот вопрос: «Нет». Практически во всех странах есть свои жестовые языки. При этом, у них довольно сложные родственные связи: американский жестовый язык — родственник французского, но не родственник британского, хотя в Америке и Великобритании разговаривают на английском. Это как раз и ответ на следующий популярный вопрос: «Насколько жестовый язык связан со звучащим?» Можно сказать, что почти никак не связан. Жестовый язык — это не передача звучащего языка жестами, это отдельный язык. С другой стороны, когда языки находятся в контакте — жестовые или звучащие — всегда есть какое-то взаимное влияние. Но в целом русский жестовый язык от русского отличается очень сильно, по грамматике они совсем не похожи. А вот языки глухих, особенно европейские, имеют много общего. Например, русский и нидерландский жестовые языки похожи между собой гораздо больше, чем звучащие русский и нидерландский.

«Если говорящий описывает на жестовом языке расположение мебели в комнате, то, по сути, он как будто выстраивает виртуальную модель этой комнаты, располагая соответствующие жесты в небольшом пространстве перед собой. Это маленькое пространство перед говорящим является проекцией того большого пространства, о котором идет речь. И это тоже часть грамматики русского жестового языка».

В грамматике русского жестового языка есть много такого, чего в грамматике русского языка нет совсем. Например, там активно используется пространство. Если говорящий описывает на жестовом языке расположение мебели в комнате, то, по сути, он как будто выстраивает виртуальную модель этой комнаты, располагая соответствующие жесты в небольшом пространстве перед собой. Это маленькое пространство перед говорящим является проекцией того большого пространства, о котором идет речь. И это тоже часть грамматики русского жестового языка. Но есть, конечно, и более простые примеры языковых различий. В русском языке отрицательная частица «не» ставится непосредственно перед тем членом предложения, который отрицается. А в русском жестовом языке отрицание ставится после — то есть чтобы сказать «Я не пришел», надо сказать примерно «Я пришел нет».

Вообще надо пояснить, что существуют разные жестовые системы. Есть русский жестовый язык — это независимый от русского естественный язык. Но есть и система передачи русского языка при помощи жестов — так называемая «калькирующая жестовая речь». При ней говорящий на жестовом языке следует порядку слов русского языка, но каждое слово передается жестом. То есть то же предложение с отрицанием будет передано на жестовом языке дословно: «Я не пришел». Еще иногда при помощи пальцевого алфавита добавляются окончания, предлоги, падежи — те элементы, которых в настоящем жестовом языке нет вовсе. Вот эта система — калькирующая жестовая речь — является по сути искусственной, смешением русского и жестового языков. Она может использоваться в обучении, но ее нужно отличать от естественного жестового языка. Я калькирующей жестовой речью не занимаюсь, потому что я занимаюсь изучением естественного языка — того, на котором говорят носители при общении между собой.

Когда я учился в РГГУ и уже специализировался на жестовой лингвистике, в какой-то момент появилась возможность получить стипендию и провести год за границей. И я подумал, что нужно поехать туда, где серьезно занимаются исследованиями не только какого-то конкретного языка, а жестовой лингвистикой как дисциплиной. Ведь в большинстве стран Европы сейчас изучают и описывают местные жестовые языки, но обычно этим все и ограничивается. А в Нидерландах есть более теоретически ориентированные ученые, они занимаются сравнением разных жестовых языков и общей лингвистической теорией с ними связанной. Поэтому я поехал в Амстердам в магистратуру со специализацией «Жестовая лингвистика», писал диплом, и естественно, стал изучать и нидерландский жестовый язык. Через некоторое время я вернулся в Россию, а потом снова поехал в аспирантуру в Голландию писать диссертацию в тот же университет.

«Является ли этот язык универсальным, то есть используют ли один и тот же язык все глухие в мире? Конечно, ответ на этот вопрос: «Нет». Практически во всех странах есть свои жестовые языки. При этом, у них довольно сложные родственные связи: американский жестовый язык — родственник французского, но не родственник британского, хотя в Америке и Великобритании разговаривают на английском».

Учить иностранный жестовый язык вообще довольно трудно. Ведь в жестовом языке активно используется mouthing — когда жест сопровождает движение губ, которое передает то же самое слово на звучащем языке. Интересно, что, сами того не замечая, все слышащие немного умеют читать по губам. Мы довольно часто смотрим на движения губ собеседника, и они нам немножко подсказывают то, что мы недослышали. Но так как я не носитель нидерландского (а когда я начинал, я его практически не знал), мне это вообще не помогало. Поэтому я учил жестовый язык только при помощи жестов. Но с другой стороны, когда ты уже владеешь одним жестовым языком, тебе гораздо легче. Потому что самое важное — заставить свой мозг воспринимать движения рук как язык, что очень непривычно, если ты с детства разговариваешь только на звучащем. Хорошо, что эти концептуальные трудности достаточно преодолеть один раз. С другой стороны, жестовые языки довольно сильно путаются в голове. Например, если мы скажем английское слово, то будет сразу очевидно, что оно не русское. А с жестовыми языками для меня, как не носителя, такого четкого разделения нет. Видимо, в моей голове все жесты складывались в одном месте и потом перепутались. И теперь, когда я говорю на одном жестовом языке, то обязательно вставляю жесты из другого.

Сейчас я пишу диссертацию о коммуникативной структуре в двух жестовых языках: русском и нидерландском. Коммуникативная структура — это про то, как информация располагается в предложении. Когда мы говорим, часть информации может быть новой, а часть — старой, и это каким-то образом разделяется. Например, одно и то же предложение «Мальчик увидел девочку» может быть ответом на вопрос: «Кого увидел мальчик?», а может — на вопрос: «Кто увидел девочку?», тогда мы произносим его с другой интонацией. Та часть предложения, которая отвечает на вопрос, — это обычно новая информация, а другая часть — уже известная. И вот в русском языке это разделение передается интонацией, но может передаваться и порядком слов. А в некоторых языках оно отмечается грамматическими показателями. Меня же интересует вопрос, как новая и старая информация разделяется в русском жестовом языке и в нидерландском.

Внутри моей диссертации есть несколько подпроектов, которые относятся к разным частям вот этого большого вопроса. Один из них — о роли пассивной руки. Как известно, используя речевой аппарат, мы не можем издать два разных звука одновременно, это физиологически невозможно. А в жестовом языке есть целых два артикулятора — две руки, которые теоретически абсолютно независимы. А на практике оказывается, что руки почти никогда не действуют совершенно отдельно друг от друга. Иногда в жесте участвуют обе руки, но одна двигается, а другая нет. Соответственно, та рука, которая менее активна, называется пассивной рукой. Но пассивная рука иногда удерживается и во время того, как активная что-то рассказывает. То есть, например, двумя руками выполняется жест «дом», а потом левая рука сохраняется в этой форме, в то время как правая уже выполняет следующий жест в предложении. Вот это и называется удержание пассивной руки, и это явление происходит очень часто. Но при этом исследовано оно довольно мало — хотя я, конечно, не первый, кто это заметил. Сейчас я анализирую рассказы на жестовых языках и пытаюсь выяснить, какие функции и какие формальные свойства есть у этих удержаний пассивной руки. И я думаю, что, по крайней мере, часть этих функций связана со статусом информации.

«Во многом благодаря тому, что лингвисты с 60-х годов прошлого века стали серьезно изучать американский жестовый язык и доказали, что он является полноценным средством коммуникации со своей грамматикой, статус жестового языка в мире вырос. То есть пришло понимание того, что это не какая-то вторичная, убогая система, которой владеют глухие, потому что у них нет доступа к звучащему языку. Ведь долгое время в школах для глухих основная задача была научить говорить, читать и писать, а жестовый язык вообще запрещался. Это происходило на протяжении двух третей XX века практически во всех странах мира».

Для своих исследований в среднем я использую записи десяти человек на русском жестовом языке и десяти на нидерландском. В поле жестовой лингвистики мы работаем примерно с таким количеством носителей. Сейчас развивается корпусная лингвистика — когда записывают много людей и каждый из них рассказывает много историй, которые архивируются и анализируются. Это нужно для того, чтобы в будущем можно было бы осуществлять исследования не на основе десяти человек, а, например, ста. Но это все ужасно трудозатратная деятельность — по переводу, по транскрипции, поэтому реально пользоваться этими корпусами для сложных исследований пока невозможно. Всего же, по данным последней переписи населения, на русском жестовом языке разговаривают 120 000 человек (хотя, я думаю, что это заниженные показатели), а на нидерландском — примерно 20 000.

Книги, которые рекомендует Вадим

---

То, чем я занимаюсь, не относится к прикладной лингвистике. Но тем не менее у жестовой лингвистики есть довольно много практических применений. Один аспект заключается в статусе языка — это политический момент. Во многом благодаря тому, что лингвисты с 60-х годов прошлого века стали серьезно изучать американский жестовый язык и доказали, что он является полноценным средством коммуникации со своей грамматикой, статус жестового языка в мире вырос. То есть пришло понимание того, что это не какая-то вторичная, убогая система, которой владеют глухие, потому что у них нет доступа к звучащему языку. Ведь долгое время в школах для глухих основная задача была научить говорить, читать и писать, а жестовый язык вообще запрещался. Это происходило на протяжении двух третей XX века практически во всех странах мира. Соответственно, права, которые действуют сейчас в большинстве стран, — право на изучение жестового языка в школе, право на образование на жестовом языке, право на переводчиков — это все в том числе и плод труда лингвистов. Но есть, конечно, и более прямые приложения. Например, в данный момент еще не написана грамматика русского жестового языка. Если мы учим английский язык, мы ведь пользуемся грамматическим справочником, проверяем по нему, как строятся простые и придаточные предложения и так далее. И если бы такой грамматики не было, мы бы не смогли так легко учить иностранные языки, только по словарям их нельзя выучить. Так что я сейчас занимаюсь примерно тем, что можно будет впоследствии использовать для написания грамматики русского жестового языка.

В Голландии есть такая особенность: аспиранты обычно ездят на пару месяцев или на семестр в какой-нибудь другой университет, чтобы поучиться, обсудить свою работу. Я поехал в рамках академического обмена в Университет Коннектикута, потому что здесь работает профессор Диана Лилло-Мартин, которая написала замечательную книгу про лингвистику жестовых языков. Она изучает бимодальный билингвизм. Билингвизм — это когда два языка усваиваются одновременно, а бимодальный — когда одновременно усваивается жестовый и звучащий язык. Например, в этой лаборатории изучают группу слышащих детей, которые родились у глухих родителей. Они от родителей получают жестовый язык как родной, но параллельно учат и звучащий язык — английский. Исследователи записывают этих детей и смотрят, развиваются ли языки параллельно, какой из языков сильнее. А также анализируют, как происходят смешение языков. Оно может произойти и между звучащим языками. Люди, которые владеют несколькими языками, иногда переключаются с языка на язык прямо по ходу разговора. Но с жестовым языком все еще интереснее — потому что можно даже не переключаться, а частично использовать два языка одновременно. И вот лингвисты здесь изучают, как вообще получается, что два языка — такие разные по грамматике и по каналу коммуникации, располагаются в мозге и есть ли между ними взаимное влияние.

«Вообще глухота — это вопрос о словах. Глухие в Америке считают, что надо говорить не «потеря слуха», а «обретение глухоты». То есть это не утрата какой-то необходимо важной жизненной вещи, а просто принадлежность к другой культуре. И именно поэтому многие глухие родители в Америке, насколько я знаю, не делают своим детям имплантацию».

Написание диссертации — это ненормированная работа, ведь никогда нельзя сказать, что ты прочитал все, что нужно, и подумал обо всем, о чем нужно было подумать. Но я пытаюсь параллельно все-таки заниматься спортом, читать, смотреть кино. В какой-то момент я начал коллекционировать фильмы про глухих или фильмы, где в каком-то аспекте задействован жестовый язык. На самом деле их довольно много: есть, например, очень хорошее немецкое кино «По ту сторону тишины». Или новый, действительно уникальный российский фильм «Шапито-шоу», в котором одна из четырех новелл целиком происходит на русском жестовом языке. Еще сейчас среди глухих во всем мире очень популярен сериал «Их перепутали в роддоме». Там довольно дурацкий сюжет, но одна из этих перепутанных девочек потеряла слух, так что сериал во многом рассказывает про учебу в школе для глухих и про культуру глухих в Америке.

Есть вообще такой взгляд на глухоту как на культурное явление, а не на медицинское. Почему это культура? Да практически по всем критериям. У глухих есть свой язык, который отличается от языка большинства в данной стране. У них есть свои культурные традиции, поэзия, искусство рассказа, юмор, и у них есть общий опыт, который заключается во взрослении в слышащем сообществе. При этом их характер поведения, манера общения — все это довольно сильно отличается от традиций слышащего сообщества вокруг. И в какой-то момент глухие сказали, что не хотят больше чувствовать себя людьми второго сорта. Вообще глухота — это вопрос о словах. Глухие в Америке считают, что надо говорить не «потеря слуха», а «обретение глухоты». То есть это не утрата какой-то жизненно необходимой вещи, а просто принадлежность к другой культуре. И именно поэтому многие глухие родители в Америке, насколько я знаю, не делают своим детям имплантацию.

Но во многих развитых странах кохлеарная имплантация сейчас очень распространена. Глухим детям ставят имплант, который позволяет им слышать в достаточной степени для того, чтобы ребенок мог усвоить звуковой язык. Достоверных сведений об эффективности этой имплантации пока нет. Однако очевидно, что это большой успех в медицине, и во многих развитых странах кохлеарная имплантация сейчас практически поголовная. Более того, ставить импланты стараются как можно раньше. Ведь чтобы язык полноценно развился, особенно в плане фонетики, нужно начинать учить его до двух лет. Соответственно, есть угроза, или, наоборот, очень радостная перспектива того, что, если эта имплантация будет и дальше развиваться, жестовые языки могут исчезнуть. Как лингвисту, мне будет очень жаль, потому что языки ценны и ужасно увлекательны, но естественно, что только как лингвисту. Как человек — я понимаю, что родители любого ребенка хотят, чтобы у него был доступ к основному языку в этом обществе, а основным языком является звучащий. Для того, чтобы ребенок был полностью включен в общество, нужно учить звуковой язык в любом случае. Так что насколько реально высока вероятность того, что жестовые языки через 50 или через 100 лет исчезнут — неизвестно, но такая вероятность есть.