Фигура Джонатана Розенбаума — этого неизменного критика диктатуры голливудских блокбастеров и апологета редкого и авторского кино является одной из самых значимых в американском киноведении и кинокритике последних тридцати лет. «Теории и практики» поговорили с писателем о том, как изменились формы кинопросмотра и кинокритики, которым он посвятил свою последнюю книгу Goodbye Cinema, Hello Cinephilia.
— Десять лет назад вы писали о том, что определенные формы кинопросмотра умирают: в США и в мире. Как вам кажется сейчас, сбываются ли эти предсказания?
— Да, я думаю, что тренд не изменился. Будущее кино — не в коммерческих кинотеатрах. То есть, конечно, коммерческие кинотеатры тоже останутся, но… Я говорю в первую очередь о синефилах, а не о людях, которые просто приходят в кино провести время. И сейчас синефилия в первую очередь связана с DVD, с
— Вам кажется, что кино — все еще групповой, а не индивидуальный опыт?
— Мне кажется, групповому опыту стоит дать новое определение. Этот аспект сохраняется, хоть и не в том же виде, что раньше, потому что в прошлом все смотрели кино в одном и том же месте, в одно и то же время. Сейчас это не так: людям необязательно сидеть в одном зале. У коммуникации между зрителями остается только одно минимальное условие — одна, скажем так, эпоха. Они могут общаться до и после фильма, но сам момент коммуникации сохраняется, сообщество существует.
— А с точки зрения кинопросмотра — Эдисон в итоге победил Люмьеров?
— Вы имеете в виду — персональный просмотр против публичного? Не все так однозначно, ведь и сейчас можно пригласить друзей к себе домой смотреть кино, и тогда они становятся публикой. Можно смотреть и одному. Важна, как мне кажется, сама возможность выбора, ведь раньше мы непременно должны были идти куда-то, чтобы смотреть кино, раньше всегда был кто-то, кто организовывал сеанс — теперь мы можем устроить его сами.
— И это, конечно, связано с пиратством. Потому что даже если мы устраиваем показ у себя дома и
— Я за пиратство. У меня есть друг, аргентинский режиссер и сценарист, он нашел замечательную метафору: когда вы делаете пиратскую копию фильма, чтобы показать ее кому-то еще, вы становитесь средневековым монахом, копирующим иллюминированную рукопись — тем, кто поддерживает культуру в Темные века. И это мне нравится. Раньше мы зависели от
— Как меняется в этой ситуации роль кинокритики, ее место в киноиндустрии, в кинопроцессе?
— Важно то, что критикам сейчас необязательно быть частью индустрии. Я не верю в разделение на профессиональных и непрофессиональных критиков: обычно это означает только то, платят ли автору за статьи или нет. Некоторые из лучших критиков пишут бесплатно, а некоторые из худших — наоборот, этим зарабатывают. (Смеется.) Так что это неадекватный критерий разделения на хороших и плохих авторов.
И кинокритика теперь работает по-другому, она может быть более гибкой — именно потому, что мы больше не привязаны к конкретным местам, где можно смотреть кино. Я сейчас говорю не о рецензиях типа «посмотрите вот это, а вот это не смотрите», обслуживающих прокат, — это, по-моему, не очень весомо. Я говорю о серьезной дискуссии. И мне кажется, что важным аспектом кинокритики, который обычно недооценивают, является обмен информацией — в
— А как конкретно кинокритика, по-вашему, мутирует, трансформируется? Какие формы она сейчас принимает?
— Когда я был молодым, больше всего на меня повлияла французская «новая волна». Самым захватывающим в ней было то, что кинокритика и режиссура шли тогда рука об руку: когда Годар снимал фильмы, он оставался кинокритиком; когда Анри Ланглуа показывал фильмы в Синематеке — это была кинокритика, и влиятельная. Больше всего в Новой волне меня интересовал их утонченный и разносторонний взгляд на историю кино: я думаю, что от
Важным аспектом кинокритики, который обычно недооценивают, является обмен информацией — в
каком-то смысле самым важным. Уж во всяком случае намного важнее оценочных суждений.
В пример могу привести моего друга из Чикаго Кевина Ли — одного из лучших подобных практиков — над некоторыми вещами мы с ним работали вместе. Или вот лучшей критикой в отношении Эйзенштейна, из того с чем я сталкивался, являются аудио-визуальные эссе Юрия Цивьяна и Джоана Нойбергера, которые входили в критерионовскую DVD-версию «Ивана Грозного». Они и книгу написали об этом фильме, но эссе мне кажутся даже более содержательными. И это, по-моему, важная часть кинокритики, которая обычно ее частью не воспринимается — возможно, даже более ценная, чем тексты.
— Но сейчас все-таки критика и режиссура существуют скорее отдельно друг от друга
— Порой они сходятся. Другой мой друг Гейб Клингер недавно снял фильм о двух моих любимых американских режиссерах — Джеймсе Беннинге и Ричарде Линклейтере. Этот фильм был сделан для крайне важной французской серии Cinéastes de notre temps, как и «новая волна» начавшейся в 60-х, — серии документальных фильмов о режиссерах, в которой авторы часто имитировали стиль тех, о ком снимают. Это относится и к фильму Клингера, который называется Double play: James Benning and Richard Linklater. Так что, да, я думаю, что это продолжении традиции «новой волны», у которой нам еще есть чему поучиться.
— Как реагирует критика на изменившуюся, скажем так, структуру предложения? Раньше у нас были только кинотеатры, а теперь есть домашнее видео, интернет и так далее.
— Главным критерием мне кажется не количество публики, а ее качество. Если тысяча человек во всем мире заинтересуется каким-то режиссером, это важнее, чем пиар очередного фильма Спилберга. Это меня не волнует. Люди, которые коммуницируют через интернет, потому что у них нет для этого коммерческих площадок, — общаются потому, что хотят это делать. Есть спланированная культура, а есть спонтанная, и меня интересует вторая: люди, которым искренне интересно кино, которые информируют о нем друг друга. Это действительно захватывающее сообщество, в отличие от того, которое искусственно создано рекламой.
— И более специализированное, нишевое? В силу существующего сейчас разнообразия.
— Да, я и сам считаю себя нишевым критиком. Изредка я, конечно, пишу для мейнстримовых изданий, но в основном — для нишевых.
— А эта ситуация как влияет на кинематографистов, на то, как снимается кино?
— Мне сложно обобщать, но я могу привести частный пример. Один из моих любимых американских критиков — Игнатий Вишневецкий, молодой американец русского происхождения, живущий в Чикаго. Недавно он посмотрел независимый фильм The Unspeakable Act, который ему очень понравился, и он посоветовал его мне. Теперь этот фильм распространяется через коммерческую дистрибуцию, но я посмотрел его именно потому, что мне посоветовал его Вишневецкий, а не потому, что прочитал о нем что-нибудь в газете или журнале. А для самого Вишневецкого The Unspeakable Act стал главным источником вдохновения, и сейчас он работает над своим собственным режиссерским дебютом.
— Еще одна ваша книга, «Существенное кино», имела подзаголовок «О необходимости кинематографических канонов». Почему вам кажется важным существование канона?
— Потому что сейчас выбор становится шире, люди нуждаются в
— Нет ли здесь парадокса? Ведь канон сужает разнообразие.
— Не думаю. Я бы скорее сказал, что канон работает во благо разнообразия, только это селективное разнообразие. Я так скажу: сейчас более благоприятное время для синефилии, чем прежде, если у вас уже есть своя область фокусировки, то есть вы уже знаете, что вам нравится, чего вы ищете. Если вы можете сказать: «Мне нравится вот этот критик, вот такой тип кино», — то это удачное время для вас. Если же вы вообще не представляете, что хотите смотреть, то да, все гораздо хуже. Конечно, канон сужает разнообразие. Но списки к просмотру необходимы — очевидно, что ни один живой человек не может посмотреть все. Приходится решать, как точнее определить, что мы хотим смотреть, — и здесь нужны каноны: наши собственные или чьи-то еще.
— Не превращается ли кино в специальный интерес в противоположность общему?
— Выбор расширился, и специальные интересы возникают внутри общего, но кино как общий интерес, по-моему, остается на своем месте…
— Да, но ведь сейчас, когда мы решаем, чем заняться на выходных, есть гораздо больше вариантов по сравнению с тем, что было сорок или пятьдесят лет назад.
— Это правда. Мне семьдесят лет, я еще помню кое-что. (Смеется.) Когда я был совсем молод, кино было главным видом развлечения. На втором месте — радио. Потом появилось телевидение и забрало часть аудитории у кино. Потом появился интернет и забрал часть аудитории у телевидения. Но на самом деле интернет сейчас — не альтернатива кино, а другой способ его смотреть.
Вообще мне кажется, что очень сложно судить о том, насколько важно кино для людей. Вокруг этого существует много всяческой квазинауки, со стороны индустрии. Никто не знает, чего хотят люди! Они сами этого не знают, пока не увидят. Я раньше часто спорил с коллегами — они спрашивали меня: «Зачем ты пишешь о фильмах, про которые никто не слышал?» Ну, единственная причина, по которой они слышали о других фильмах, заключается в том, что были потрачены огромные деньги на их рекламу. Конечно, никто не может решить посмотреть фильм, о котором он не слышал. (Смеется.) Мне кажется, всегда лучше следовать рекомендациям друзей, чем профессоров, студий, рекламы и так далее. Может быть, кино стало более маргинальным, но современные синефилы, которых я знаю, любят кино не меньше, чем синефилы шестидесятых, а знают зачастую и больше. Изменились только проявления.
Комментарии