Фигура Джонатана Розенбаума — этого неизменного критика диктатуры голливудских блокбастеров и апологета редкого и авторского кино является одной из самых значимых в американском киноведении и кинокритике последних тридцати лет. «Теории и практики» поговорили с писателем о том, как изменились формы кинопросмотра и кинокритики, которым он посвятил свою последнюю книгу Goodbye Cinema, Hello Cinephilia.

— Десять лет назад вы писали о том, что определенные формы кинопросмотра умирают: в США и в мире. Как вам кажется сейчас, сбываются ли эти предсказания?

— Да, я думаю, что тренд не изменился. Будущее кино — не в коммерческих кинотеатрах. То есть, конечно, коммерческие кинотеатры тоже останутся, но… Я говорю в первую очередь о синефилах, а не о людях, которые просто приходят в кино провести время. И сейчас синефилия в первую очередь связана с DVD, с онлайн-просмотрами. В будущем, надеюсь, она будет связана с киноклубами.

— Вам кажется, что кино — все еще групповой, а не индивидуальный опыт?

— Мне кажется, групповому опыту стоит дать новое определение. Этот аспект сохраняется, хоть и не в том же виде, что раньше, потому что в прошлом все смотрели кино в одном и том же месте, в одно и то же время. Сейчас это не так: людям необязательно сидеть в одном зале. У коммуникации между зрителями остается только одно минимальное условие — одна, скажем так, эпоха. Они могут общаться до и после фильма, но сам момент коммуникации сохраняется, сообщество существует.

— А с точки зрения кинопросмотра — Эдисон в итоге победил Люмьеров?

— Вы имеете в виду — персональный просмотр против публичного? Не все так однозначно, ведь и сейчас можно пригласить друзей к себе домой смотреть кино, и тогда они становятся публикой. Можно смотреть и одному. Важна, как мне кажется, сама возможность выбора, ведь раньше мы непременно должны были идти куда-то, чтобы смотреть кино, раньше всегда был кто-то, кто организовывал сеанс — теперь мы можем устроить его сами.

— И это, конечно, связано с пиратством. Потому что даже если мы устраиваем показ у себя дома и кого-то туда приглашаем, это уже нарушение копирайта.

— Я за пиратство. У меня есть друг, аргентинский режиссер и сценарист, он нашел замечательную метафору: когда вы делаете пиратскую копию фильма, чтобы показать ее кому-то еще, вы становитесь средневековым монахом, копирующим иллюминированную рукопись — тем, кто поддерживает культуру в Темные века. И это мне нравится. Раньше мы зависели от кого-то, кто решал, что мы будем смотреть.

— Как меняется в этой ситуации роль кинокритики, ее место в киноиндустрии, в кинопроцессе?

— Важно то, что критикам сейчас необязательно быть частью индустрии. Я не верю в разделение на профессиональных и непрофессиональных критиков: обычно это означает только то, платят ли автору за статьи или нет. Некоторые из лучших критиков пишут бесплатно, а некоторые из худших — наоборот, этим зарабатывают. (Смеется.) Так что это неадекватный критерий разделения на хороших и плохих авторов.

И кинокритика теперь работает по-другому, она может быть более гибкой — именно потому, что мы больше не привязаны к конкретным местам, где можно смотреть кино. Я сейчас говорю не о рецензиях типа «посмотрите вот это, а вот это не смотрите», обслуживающих прокат, — это, по-моему, не очень весомо. Я говорю о серьезной дискуссии. И мне кажется, что важным аспектом кинокритики, который обычно недооценивают, является обмен информацией — в каком-то смысле самым важным. Уж во всяком случае намного важнее оценочных суждений.

— А как конкретно кинокритика, по-вашему, мутирует, трансформируется? Какие формы она сейчас принимает?

— Когда я был молодым, больше всего на меня повлияла французская «новая волна». Самым захватывающим в ней было то, что кинокритика и режиссура шли тогда рука об руку: когда Годар снимал фильмы, он оставался кинокритиком; когда Анри Ланглуа показывал фильмы в Синематеке — это была кинокритика, и влиятельная. Больше всего в Новой волне меня интересовал их утонченный и разносторонний взгляд на историю кино: я думаю, что от Годара-режиссера я узнал столько же, сколько от Годара-критика, и то же самое я могу сказать о Риветте. Важнейшим течением в кинокритике сейчас для меня является критика на пленке или критика на видео.

Важным аспектом кинокритики, который обычно недооценивают, является обмен информацией — в каком-то смысле самым важным. Уж во всяком случае намного важнее оценочных суждений.

В пример могу привести моего друга из Чикаго Кевина Ли — одного из лучших подобных практиков — над некоторыми вещами мы с ним работали вместе. Или вот лучшей критикой в отношении Эйзенштейна, из того с чем я сталкивался, являются аудио-визуальные эссе Юрия Цивьяна и Джоана Нойбергера, которые входили в критерионовскую DVD-версию «Ивана Грозного». Они и книгу написали об этом фильме, но эссе мне кажутся даже более содержательными. И это, по-моему, важная часть кинокритики, которая обычно ее частью не воспринимается — возможно, даже более ценная, чем тексты.

— Но сейчас все-таки критика и режиссура существуют скорее отдельно друг от друга

— Порой они сходятся. Другой мой друг Гейб Клингер недавно снял фильм о двух моих любимых американских режиссерах — Джеймсе Беннинге и Ричарде Линклейтере. Этот фильм был сделан для крайне важной французской серии Cinéastes de notre temps, как и «новая волна» начавшейся в 60-х, — серии документальных фильмов о режиссерах, в которой авторы часто имитировали стиль тех, о ком снимают. Это относится и к фильму Клингера, который называется Double play: James Benning and Richard Linklater. Так что, да, я думаю, что это продолжении традиции «новой волны», у которой нам еще есть чему поучиться.

— Как реагирует критика на изменившуюся, скажем так, структуру предложения? Раньше у нас были только кинотеатры, а теперь есть домашнее видео, интернет и так далее.

— Главным критерием мне кажется не количество публики, а ее качество. Если тысяча человек во всем мире заинтересуется каким-то режиссером, это важнее, чем пиар очередного фильма Спилберга. Это меня не волнует. Люди, которые коммуницируют через интернет, потому что у них нет для этого коммерческих площадок, — общаются потому, что хотят это делать. Есть спланированная культура, а есть спонтанная, и меня интересует вторая: люди, которым искренне интересно кино, которые информируют о нем друг друга. Это действительно захватывающее сообщество, в отличие от того, которое искусственно создано рекламой.

— И более специализированное, нишевое? В силу существующего сейчас разнообразия.

— Да, я и сам считаю себя нишевым критиком. Изредка я, конечно, пишу для мейнстримовых изданий, но в основном — для нишевых.

— А эта ситуация как влияет на кинематографистов, на то, как снимается кино?

— Мне сложно обобщать, но я могу привести частный пример. Один из моих любимых американских критиков — Игнатий Вишневецкий, молодой американец русского происхождения, живущий в Чикаго. Недавно он посмотрел независимый фильм The Unspeakable Act, который ему очень понравился, и он посоветовал его мне. Теперь этот фильм распространяется через коммерческую дистрибуцию, но я посмотрел его именно потому, что мне посоветовал его Вишневецкий, а не потому, что прочитал о нем что-нибудь в газете или журнале. А для самого Вишневецкого The Unspeakable Act стал главным источником вдохновения, и сейчас он работает над своим собственным режиссерским дебютом.

— Еще одна ваша книга, «Существенное кино», имела подзаголовок «О необходимости кинематографических канонов». Почему вам кажется важным существование канона?

Розенбаум был первым из англоязычных авторов, кто написал книгу об иранском режиссере Аббасе Киаростами, а в 1998 году в ответ на список 100 лучших американских фильмов по версии Американского института киноискусства опубликовал свой собственный, 5 фильмов из которого перекочевали в следующий официальный список AFI.

— Потому что сейчас выбор становится шире, люди нуждаются в каком-то руководстве, чтобы не запутаться в этом разнообразии. Даже когда я начинал как синефил — мне было лет 18, я только поступил в университет, — я уже тогда обращался к спискам. Первым журналом о кино, который я купил, был Sight and Sound — номер с рейтингом лучших фильмов всех времен по мнению международного критического сообщества. И для меня он имел большое значение, ведь это было руководством к действию, списком того, что я должен посмотреть. Так что это было важно всегда, но теперь — еще важнее, и поэтому списки пользуются большей популярностью. Потому что выбор стал шире.

— Нет ли здесь парадокса? Ведь канон сужает разнообразие.

— Не думаю. Я бы скорее сказал, что канон работает во благо разнообразия, только это селективное разнообразие. Я так скажу: сейчас более благоприятное время для синефилии, чем прежде, если у вас уже есть своя область фокусировки, то есть вы уже знаете, что вам нравится, чего вы ищете. Если вы можете сказать: «Мне нравится вот этот критик, вот такой тип кино», — то это удачное время для вас. Если же вы вообще не представляете, что хотите смотреть, то да, все гораздо хуже. Конечно, канон сужает разнообразие. Но списки к просмотру необходимы — очевидно, что ни один живой человек не может посмотреть все. Приходится решать, как точнее определить, что мы хотим смотреть, — и здесь нужны каноны: наши собственные или чьи-то еще.

— Не превращается ли кино в специальный интерес в противоположность общему?

— Выбор расширился, и специальные интересы возникают внутри общего, но кино как общий интерес, по-моему, остается на своем месте…

— Да, но ведь сейчас, когда мы решаем, чем заняться на выходных, есть гораздо больше вариантов по сравнению с тем, что было сорок или пятьдесят лет назад.

— Это правда. Мне семьдесят лет, я еще помню кое-что. (Смеется.) Когда я был совсем молод, кино было главным видом развлечения. На втором месте — радио. Потом появилось телевидение и забрало часть аудитории у кино. Потом появился интернет и забрал часть аудитории у телевидения. Но на самом деле интернет сейчас — не альтернатива кино, а другой способ его смотреть.

Вообще мне кажется, что очень сложно судить о том, насколько важно кино для людей. Вокруг этого существует много всяческой квазинауки, со стороны индустрии. Никто не знает, чего хотят люди! Они сами этого не знают, пока не увидят. Я раньше часто спорил с коллегами — они спрашивали меня: «Зачем ты пишешь о фильмах, про которые никто не слышал?» Ну, единственная причина, по которой они слышали о других фильмах, заключается в том, что были потрачены огромные деньги на их рекламу. Конечно, никто не может решить посмотреть фильм, о котором он не слышал. (Смеется.) Мне кажется, всегда лучше следовать рекомендациям друзей, чем профессоров, студий, рекламы и так далее. Может быть, кино стало более маргинальным, но современные синефилы, которых я знаю, любят кино не меньше, чем синефилы шестидесятых, а знают зачастую и больше. Изменились только проявления.

Перевод заглавной статьи из книги Джонатана Розенбаума.