Средневековье принято связывать с французской литературой, эпоху Возрождения — с итальянской, вторая половина XIX века ознаменовалась всплеском интереса к русской, а в 1950–1960-е годы на первый план вышли американские авторы. И только африканским писателям, по сути, еще ни разу не удавалось вырваться в лидеры. Много ли мы знаем об африканской литературе? T&P разбираются, почему XXI век для писателей Африки может стать золотым.
В 2005 году кенийский писатель Биньяванга Вайнайна опубликовал эссе «Как писать об Африке?». В нем Вайнайна советовал авторам почаще упоминать голодающих детей, взрослых изображать беспомощными и заляпанными грязью, животных наделять высокими нравственными идеалами, в изобилии давать читателю насладиться видами неповторимых багряных закатов, кормить персонажей жуткими деликатесами вроде обезьяньих мозгов — и приправлять всю эту кашу цитатами из Нельсона Манделы. Одним словом, поменьше реализма, побольше штампованной экзотики. Разумеется, с первых строк понятно, что Вайнайна говорит в сатирическом тоне и советы его адресованы скорее не африканским авторам, а тем, кто собирается писать об Африке, ни разу толком в ней не побывав. Но сам факт появления этого эссе и вызванный им резонанс прямо указывают на то, что в двухтысячные годы африканская литература и перспективы ее развития оказались на повестке дня.
«Почаще упоминать голодающих детей, взрослых изображать беспомощными и заляпанными грязью, животных наделять высокими нравственными идеалами»
Сразу следует оговорить, что речь здесь идет о литературе африканских государств, расположенных южнее пустыни Сахара. Литература североафриканских стран — Алжир, Египет, Марокко, Тунис — имеет богатую, многовековую историю, тесно связанную с арабской культурой. Однако, если вынести за скобки передававшийся в устной форме народный эпос, можно утверждать, что национальные литературы большинства государств Центральной, Западной и Восточной Африки начали формироваться лишь в XX столетии — в период между Первой мировой войной и антиколониальной борьбой 1940–1950-х годов. И путь их был чрезвычайно сложен и тернист.
Одной из ключевых проблем африканской литературы всегда была — и до сих пор остается — нехватка читателей. Согласно последним докладам ЮНЕСКО, на сегодняшний день неграмотными остаются 38–40% взрослого населения Африки — то есть около 153 миллионов человек, две трети которых составляют женщины. А ведь они, если верить общемировой статистике, являются более активными читателями, чем мужчины. Американский нейропсихиатр Луан Бризендин объясняет этот феномен тем, что в детстве девочки обычно проводят с книгами значительно больше времени, чем мальчики, и во взрослую жизнь входят уже с привычкой к чтению. Так или иначе, ликвидировать безграмотность в Африке удастся не ранее 2050 года — во всяком случае, представители ЮНЕСКО в своих прогнозах указывают именно эту дату.
Чинуа Ачебе
До того, как в Африке случится тотальный ликбез, местные писатели будут вынуждены ориентироваться не столько на внутренний, сколько на внешний литературный рынок. И выход на него не станет большой проблемой: поскольку пик становления африканских национальных литератур пришелся на колониальный период, значительная часть произведений была написана — и пишется по сей день — на европейских языках. К примеру, Чинуа Ачебе, патриарх нигерийской прозы, свои романы создавал на английском, вплетая в текст слова из вокабуляра народа игбо (или ибо). Литературы Сенегала, Бенина, Камеруна, Нигера, Того развиваются преимущественно на французском языке. Поэты и прозаики Мозамбика, Анголы, Гвинеи, Кабо-Верде используют португальский язык. Разумеется, среди африканских писателей немало и тех, кто предпочитает один из национальных языков. Так, нобелевский лауреат Воле Шойинка драмы пишет на английском, стихи — на языке йоруба, распространенном на
«Детей сызмальства учили не только слушать, но и рассказывать сказки. Отсюда в книгах африканских авторов такая ясность, легкость и стройность мысли, доверительный тон и теплота»
Интересно, кстати, что сами африканцы под «литературой Африки» часто подразумевают также произведения устного творчества — и дело тут даже не в том, что письменность пришла в их страны относительно поздно. Искусство владения словом всегда играло здесь одну из ведущих ролей в решении практически любых вопросов — от бытовых до политических. Внутрисемейная дипломатия была не менее сложной и запутанной, чем дипломатия межплеменная. От красноречия посла часто зависело, состоится ли война между соседними селениями. Прием гостей подчинялся не только ритуалам рассадки вокруг номинального стола и последовательности подачи блюд, но и ритуалам ведения беседы: темы и темп задавались не случайно — они были предопределены обстоятельствами встречи. Детей сызмальства учили не только слушать, но и рассказывать сказки. Отсюда в книгах африканских авторов такая ясность, легкость и стройность мысли, доверительный тон и теплота, которые, прямо скажем, являются отличной приманкой для искушенного европейского читателя.
Несмотря на то, что именно колонизаторские амбиции Великобритании, Франции, Португалии дали мощный толчок развитию африканской литературы, одной из главных ее тем стала борьба местных народностей с «захватчиками». Не то что бы жители Африки не были благодарны щедрым европейцам за то, что те подарили им школы, больницы, мопеды и телевизоры — преимущества этих благ цивилизации они вполне осознают. Однако вопрос о том, насколько корректно колонизаторы подошли к насаждению своих ценностей на Черном континенте, до сих пор остается открытым — и очень болезненным. Если говорить начистоту, они меньше всего задумывались над тем, что жители африканских государств имеют право сохранить свою культурную и религиозную идентичность. Ну, или хотя бы получить возможность мягкого, постепенного перехода от старых порядков к новым.
Безусловно, неверно будет представлять европейцев варварами, которые пришли и по глупой прихоти до основания разрушили пасторальную жизнь кучки маленьких, мирных деревенек. Им пришлось столкнуться не только с проявлением агрессии в свой адрес — широкую огласку, например, получило вооруженное восстание племен гереро и нама против германской колониальной администрации в 1905–1907 годах — но и с рядом воистину чудовищных обычаев. Например, у тех же игбо рождение близнецов считалось дурным знаком, и младенцев тут же убивали, а их мать подвергали жестоким оскорблениям. По всей видимости, этот обычай был связан с тем, что многоплодность характерна в первую очередь для животных, и женщина, принесшая не одного ребенка, а нескольких, подозревалась либо в связи со зверем, либо в том, что произвела на свет оборотней. Христианские миссии при поддержке колониального правительства добились значительных успехов в борьбе с подобными жестокими суевериями.
Воле Шойинка
С другой стороны, европейцы не щадили и более безобидных традиций: в романе Чинуа Ачебе «Стрела Бога» мы видим историю о том, как сын верховного жреца, став прихожанином христианской церкви, собирается убить священное животное — питона — в знак отказа от язычества и тем самым навлекает на свою семью гнев соплеменников. Колонизаторы, таким образом, не только безжалостно избавлялись от обычаев — в том числе и относительно мирных, не приносивших никому прямого вреда (во всяком случае, физического) — но и сеяли раздор между членами кланов, ставя под угрозу две высшие ценности африканского общества: веру и семью.
Конфликты между пришлыми европейцами и представителями коренного населения нередко заканчивались заключением под стражу и избиением последних. И хотя в распоряжении носителей цивилизационной мудрости были совершенные орудия наказания и убийства, ненависть африканцев питалась скорее не страхом перед ними, а осознанием того, что от привычного жизненного уклада вот-вот не останется камня на камне. Даже видя физическую слабость белых наместников, страдавших от непривычного климата и болезней, чернокожие зачастую осознавали их интеллектуальное превосходство, но отказывались безропотно соглашаться с утверждениями о том, что добрый, всепрощающий христианский Бог — «лучше» безжалостных богов, царивших в дебрях африканских лесов; что моногамия — «правильнее» полигамии; что истина в последней инстанции — это свод государственных законов, а не наказ отца. Сейчас, когда мировое сообщество чрезвычайно озабочено проблемой толерантности и прикладывает множество усилий к тому, чтобы она была основой основ, многие произведения африканской литературы могут стать прекрасной иллюстрацией того, как отсутствие этой самой толерантности обернулось десятками, сотнями, тысячами локальных катастроф.
Вместе с условным «плохим» у африканских народов отнимали хорошее, важное, необходимое. И если Чинуа Ачебе и Фердинанд Ойоно стали певцами борьбы с колониализмом и в своих книгах показывали, к сколь плачевным последствиям может привести столкновение европейской цивилизации с африканской традицией, то ряд других писателей обратились к поэтизации национальных обычаев и верований. В середине прошлого века Амос Тутуола покорил Запад своими сказками, основанными на фольклорных образах народности йоруба. Классифицировать эти сказки стоит не как волшебные, а как фантастические. Вселенная Тутуолы словно развивается вне времени: в ней древние африканские ритуалы работают наравне с последними достижениями западного прогресса, колдуны живут бок о бок с телефонами и телевизорами. Неслучайно на французский язык книгу Тутуолы «Путешествие в Город Мертвых, или Пальмовый Пьянарь и его Упокойный Винарь» перевел Раймон Кено — один из лидеров сюрреалистического движения в литературе.
Амос Тутуола в своих сказках с легкостью смешивал образы и символы национальной мифологии с атрибутами европейского быта XX века, а Бернар Дадье и Бираго Диоп с помощью сказок в аллегорической форме высмеивали пороки современного им общества. Однако ряд других писателей, обратившись к фольклору, сформировали очень характерную для африканской литературы тенденцию к эскапизму. Так, самый известный роман нигерийского прозаика Бена Окри «Голодная дорога» повествует о мальчике Азаро — абику, ребенке-призраке, который живет одновременно в двух мирах: мире людей, где его семья отчаянно пытается вырваться из оков нищеты, а односельчане пьют без просыха, пляшут до изнеможения и избивают друг друга до полусмерти, и мире духов — мрачном, таинственном, полном коварных ловушек, но оттого не менее притягательном и волнующем.
Своим внутренним взором Азаро видит души животных и предметов, расплывающиеся лица, из глаз которых течет кровь, женщин с голубыми волосами, жирных зеленых сущностей — они пугают его, заставляют в ужасе метаться по бедной хижине. Однако то, что предстает перед взглядом Азаро в реальности — еще страшнее: нужда, пьянство, насилие, проституция. И как венец всего этого — белый человек, пришедший насаждать свои законы в дельте Нигера. В метерлинковской «Синей птице» Тильтиль и Митиль искали в ирреальных, символических мирах знание, которое повело бы их за собой по жизни. В «Голодной дороге» Азаро как будто прячется от этой самой жизни в мире духов. Для жителей Африки колониального и постколониального периодов сохранение национального фольклорного наследия стало своего рода защитой от разрушительного воздействия западной цивилизации.
Окри в «Голодной дороге» использует художественный метод магического реализма, который в прошлом столетии широко прославил плеяду южно-американских писателей — Маркеса, Борхеса, Кортасара, Карпентьера, Варгаса Льосу, поспособствовал возникновению целой ветви балканской культуры с Милорадом Павичем во главе и принес букеровскую премию опальному Салману Рушди. Учитывая незатихающую популярность перечисленных авторов, магический реализм как жанр явно не исчерпал себя в глазах аудитории. Непривычность и необычность традиционных символов и образов африканской литературы вполне могут поспособствовать ее популяризации. В конце концов, неизвестность всегда манит, и в русской литературе XIX века, помимо философского размаха, была еще и загадочная русская душа.
Хотя среди африканских авторов немало лауреатов престижных западных литературных премий — выходец из ЮАР Джон Максвелл Кутси (или Кутзее), например, стал первым в истории писателем, который дважды получил «Букера», — на Черном континенте индустрия поощрения писательского труда начала формироваться лишь в последние десятилетия. Так, в 2006 году культурно-образовательный фонд Lumina Foundation учредил премию имени Воле Шойинки. С 2008 года вручается премия в области литературы для детей «Золотой Баобаб». А в 2013 году появилась премия «Этисалат», предназначенная для писателей-дебютантов, чей первый роман был опубликован в течение последних 24 месяцев. В качестве награды победитель получает £15 000 — даже для европейского начинающего автора сумма внушительная. Возникновение этих — и десятка других — премий указывает, во-первых, на то, что есть кому их вручать, а
«Африка — единственный континент, где половина родителей не могут помочь своим детям с домашним заданием, потому что не умеют читать и писать»
Среди африканских писателей практически нет честных, уверенных середнячков — сплошь гении и таланты. Когда в 1970-м году Курт Воннегут приехал с гуманитарной миссией в крошечное государство Биафра, которое по итогам гражданской войны в Нигерии было стерто с лица земли, он поразился обилию среди этих угнетенных, полуголодных, почти отчаявшихся людей первоклассных специалистов — адвокатов, физиков, механиков, ученых. Прозаиков, поэтов, музыкантов. Среди них не было тех, кто делал свое дело «нормально» — только превосходно. Так исторически сложилось, что Африка долгое время просто не могла позволить себе содержать «хорошистов». В силу того, что система высшего образования на континенте до сих пор находится в стадии становления, в африканских странах всегда была сильна традиция обучения в зарубежных вузах. Однако стоило оно по африканским меркам так дорого, что отправить наследника в британский или американский университет могли лишь очень богатые семьи. Бедняку на образование скидывались всей деревней. Естественно, вкладывать деньги, заработанные каторжным трудом, односельчане хотели только в самых достойных, самых перспективных молодых людей. Причем руководило ими не только желание помочь нищему, но подающему надежды врачу/химику/писателю: получив профессию, он, как правило, должен был вернуть долги тем, кто за него заплатил. Поэтому отбор среди потенциальных студентов был очень жестким, а в интеллектуальной элите Африки по итогам практически не было случайных людей: в нее попадали и до сих пор попадают лучшие из лучших.
Амос Тутуола
Да, Африка — единственный континент, где половина родителей не могут помочь своим детям с домашним заданием, потому что не умеют читать и писать. Вместе с тем Африка — самый молодой континент: здесь проживает около 200 миллионов человек в возрасте от 15 до 24 лет. И существуют чисто экономические факторы, которые могут поспособствовать всплеску международного интереса к местной культуре в целом и к литературе в частности. Количество работоспособных жителей африканских государств постоянно растет, уровень смертности — снижается, активно формируется прослойка среднего класса. В последние годы совокупные темпы роста ВВП в Африке в среднем колеблются в районе 5–6% в год. Для сравнения: в 2014 году Банк России ожидает от экономики РФ роста всего на 0,5%. Кроме того, ресурсный потенциал Африки очень богат, ведущие мировые державы уже начали схватку за скрывающиеся в ее недрах природные богатства, а генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун в своем недавнем докладе отметил увеличение притока иностранного капитала в африканские страны. С другой стороны, военные конфликты на территории континента локализуются и происходят все реже, политическая ситуация — медленно, но верно стабилизируется.
Конечно, традиционные для Африки проблемы — коррупция, нищета, безработица, убогая система здравоохранения, низкий уровень образования — сохраняются, и на полное их преодоление понадобятся десятилетия. Однако уже сейчас очевидно, что в XXI веке Африку ждет бурный экономический подъем, который неизбежно приведет к подъему культурному и повысит лояльность аудитории к местной литературе — мудрой, загадочной и точно достойной того, чтобы о ней узнал весь мир.
Комментарии
Комментировать