В России есть люди, о существовании которых большинство жителей крупных городов даже не догадывается или, во всяком случае, мало что знает. Меж тем эти «другие» россияне составляют большую долю активного населения страны: речь идет о промышленных рабочих, жителях регионов, приезжающих в Москву и районные центры на временную работу, так называемых гаражниках, работниках распределенных мануфактур и многих других. Часто они оказываются выключены из инфраструктуры и жизни большого города, но это не значит, что их не существует. Подробнее о том, кто эти люди, чем они занимаются и почему государство слабо влияет на их жизнь, поговорили исследователи фонда «Хамовники» на дискуссии «Другие люди: жители России, которых не показывают по телевизору». T&P записали главное.

«Черные копатели»

Татьяна Журавская: В рамках моего проекта в фонде «Хамовники» («На краю государства: экономика частного неформального природопользования на Севере и Дальнем Востоке». — Прим. T&P) мы с коллегами задались вопросом: как живется обитателям отдаленных поселков? Все привыкли считать, что там «загнивающая» инфраструктура и бедные-несчастные люди, а как они на самом деле живут — никто не знает.

Мы выбрали пять поселков на Севере, в Сибири и на Дальнем Востоке, которые в советском прошлом имели опыт сильного государственного присутствия в виде большого предприятия. Когда оно ушло, вслед за ним разрушилась и инфраструктура, а люди остались. Мы хотели посмотреть, как все устроено, и понять, что такое государство для людей, живущих в таких местах. Выяснилось, что для этих поселков характерна ностальгия по советскому прошлому и вовлеченность в то, что мы назвали частным неформальным природопользованием, то есть добычу природных ресурсов (рыбная ловля, охота и т. д.).

Участники проекта разделились и поехали по одному в разные поселения. Я изучала поселок нелегальных золотокопателей, которых локально еще принято называть «черными копателями».

Эксперты, у которых мы брали интервью в других проектах, всегда говорили, что никто не добывает золото нелегально, потому что все усвоили, что этого делать нельзя. Но в дальнейшем стало понятно, что есть целые поселки, где таких людей много. Для меня возникла явная параллель с республикой Желтугой — до революции было такое большое поселение, где собрались люди, объединенные вначале лишь золотой лихорадкой, а впоследствии придумавшие свои правила, такое государство в государстве. Но оказалось, что никакой Желтуги нет, а есть обычные люди.

Все они вовлечены в незаконную добычу золота, но золотая лихорадка не возникает, потому что для людей немыслимо, чтобы золото можно было добывать кому угодно, без контроля.

Это видно в конфликтных ситуациях: так, недавно в поселке появилась китайская артель — совместное предприятие, которое запустило малолитражную драгу и стало добывать золото, — и местные жители стали звонить президенту, писать журналистам, кричать, что это незаконно. Люди ждут и желают возвращения государства, призывают государство обратить на них внимание. Тот факт, что они при этом сами добывают золото без формального разрешения, требует для них серьезного, разделяемого всеми оправдания — «нас бросили, нам надо как-то жить».

На жалобы власти особо не реагируют: поймали кого-то из китайцев, остальные люди убежали в лес и переждали. Местных не ловят — они либо заранее знают о проверке, либо находятся в труднодоступных местах. Да и чтобы поймать, нужно доказать, что ты сам это золото добыл, а доказать это невозможно. Поэтому, если поймали с золотом, нужно просто говорить, что ты его нашел. Так что там Эльдорадо: под каждым кустом жители находят слитки золота и песок, всем «страшно везет».

Рабочий класс

Ольга Пинчук: Мое исследование тоже не было индивидуальным, проект «Этнография рабочего места» был посвящен промышленным рабочим в России. Мы решили использовать метод включенного наблюдения. Я устроилась работать на одну кондитерскую фабрику в Московской области, где проработала год — сначала упаковщицей, потом оператором упаковки.

На производстве всегда действует гендерное разделение труда: огромные тяжелые ящики с места на места таскают мужчины. У женщин работа значительно легче, хоть и тоже физически непростая. Поэтому оператор упаковки — это женская профессия, а оператор процесса — мужская, и по-другому быть не может.

Я бы не сказала, что на фабрике работают женщины с какими-то определенными характеристиками. Да, чаще всего у них нет высшего образования. Да, чаще всего у них есть дети, причем ранние, и, по объяснениям женщин, это помешало им пойти учиться. Большая часть моих коллег на фабрике — среднего возраста, их юность пришлась на 1990-е годы, и они не имели финансовой возможности получить высшее образование. На вопрос, как они попали на фабрику, чаще всего отвечают: «Так жизнь сложилась».

До исследования у меня было много стереотипов о рабочих. Один из главных — алкоголь. Часто считают, что рабочие много пьют и выпивка у них — элемент повседневности даже на фабрике. У меня тоже на подкорке было представление, что придется квасить, чтобы вписаться в обстановку. Мой первый рабочий день был сложным и непривычным, и я так сильно устала умственно и физически, что села в машину с одним желанием — выпить. Я написала своему коллеге, который тоже принимал участие в проекте, спросила, не хочет ли он выпить со мной. Он ответил, мол, добро пожаловать. Так что выпить мне не удалось. Мои коллеги в женской бригаде не пили: это сложно при таком жестком графике, когда работаешь то днем, то ночью. Они негативно отзывались о тех, кто употреблял алкоголь. Никто никогда не приходил пьяный или с похмелья, и вообще я за год мало встречала выпивающих.

На фабрике я увидела много тяжелой физической работы, но не было чего-то отличительного, за что я могла бы ухватиться, чтобы сказать, что все рабочие такие-то. Уже год, как я уволилась оттуда, но до сих пор я не могу сделать подобного обобщения.

Меня сильно смущают заголовки в наших СМИ, где встречаются формулировки вроде «современный российский рабочий», потому что на самом деле мы не можем объединить этих людей в общую группу с определенными характеристиками. Наверное, это пока главный вывод, который я для себя сделала.

Охотники, анастасийцы и самопостриженцы

Артемий Позаненко: Я принимал участие в нескольких проектах фонда «Хамовники», в том числе посвященных разным формам изоляции («Социальная структура локальных обществ, пространственно изолированных от институтов публичной власти». — Прим. T&P). Одна из них — пространственная. Все посещенные мной деревни были в европейской части России, я изучал, чем они отличаются от других. Самый интересный вывод:

менее изолированные деревни, например отрезанные от цивилизации рекой без моста, скорее страдают от изоляции. А сильно изолированные оказываются более устойчивыми: они осознают, что отрезаны от остального мира и никто им не поможет, зато у них есть возможность пользоваться ресурсами практически бесконтрольно.

Второй вид изоляции — это самоизоляция, которую я изучал на примере экопоселений, в первую очередь анастасийских. Писатель и предприниматель Владимир Мегре написал серию книг «Звенящие кедры России», первая из которых называлась «Анастасия». Это эзотерическая литература, в которой описывается создание мира, история человечества и т. п. Главная героиня Анастасия призывает людей переезжать за город, основывать так называемые родовые поместья площадью не менее гектара и собирать или основывать там свой род. Поместье нельзя делить, облагать налогами, использовать для получения излишней прибыли, пользоваться им неэкологичным способом. Таких поселений на территории России сегодня около 400. Их обитатели — бывшие горожане, чаще с высшим образованием, решившие уехать из города и таким образом контролировать свое взаимодействие с государством.

Другой наш совместный с Вячеславом Плюсниным проект («Охота и охотники юго-востока Республики Алтай», — Прим. T&P) еще не завершен, в рамках этого исследования мы изучаем социальные практики охоты на примере Горного Алтая. Это регион, в котором охота представлена во всех формах — коммерческой, туристической, для заработка, для удовольствия или пропитания.

Недавно я был в экспедиции, не связанной с фондом, возил студентов к местам силы. Одним из таких мест был известный монастырь федерального уровня, привлекающий множество переселенцев, фанатиков и альтернативно религиозных людей. Там живут самопостриженцы, которые сами постригли себя в монахи, и противленцы, или неповиновенцы, отказавшиеся от паспортов, пенсий и пособий. По оценкам районной администрации, их около 350–400 человек, это большая доля от местного населения.

Отходники, мануфактурщики, гаражники

Артемий Позаненко: Другие наши проекты с фондом «Хамовники» посвящены отходничеству. Отходники — это временные трудовые мигранты, которые, как правило, живут в селах и малых городах, а работают в Москве, на Севере (на нефте- и газодобыче) или на югах (например, на олимпийских стройках, где требуется рабочая сила). У них нет возможности возвращаться домой ежедневно, и они трудятся две недели через две или месяц через месяц.

Юрий Плюснин: В результате наших многочисленных исследований проявились три группы людей, я предлагаю такую формулировку — промышляющих для жизнеобеспечения.

Первая группа — это как раз отходники. Есть сельская местность, малые города и села, где в советское время были градообразующие предприятия (сыромолочные заводы, ткацкие фабрики), которые затем исчезли. Потом пропали колхозы и совхозы, и местные жители, в отличие от обитателей мегаполисов, должны были искать пропитание. Тогда люди вспомнили, что их деды и прадеды были отходниками, и сами ушли в отход. «Отходники» — старый термин, ему больше 400 лет. Народ им пользуется, а чиновники нет.

Когда мы с Артемием Позаненко, Натальей Жидкевич, Яной Заусаевой и другими учеными начали исследование отходников, их было 10–15 миллионов, потом их стало около 20 миллионов. Сейчас их намного больше, потому что в отход пошла Сибирь, раньше для нее это было нехарактерно. Сейчас в каждом селе и почти в каждой деревне до половины взрослого населения, в том числе женщины, в отходе — ездят на работу в промышленные города.

В позапрошлом году наш мэр сказал, что в Москве шесть с половиной миллионов трудоспособного населения, но он забыл, что есть еще шесть миллионов отходников. Мы их не видим,

в отличие, например, от выходцев из Средней Азии, которые немного отличаются от нас социокультурными особенностями поведения. А мордовских мужиков мы не отличаем, хотя «вся Мордовия охраняет Москву». При этом мало кто из отходников хочет переехать сюда насовсем. У них дома качество жизни лучше, чем в нашей все же довольно грязной столице.

Кроме отходников, есть другая группа самодеятельных людей, которых мы нечаянно обнаружили. Это люди, работающие на рассеянных мануфактурах. Они существуют только в малых городах, потому что там есть какие-то уникальные ресурсы, на которых в советское время было создано предприятие. Когда оно исчезло, население либо ушло в отход, либо стало выживать за счет кооперации для производства массовой продукции, на которую есть потребность: пуховых платков, носков, трусов, шапок и т. д. Например, в Ростове Великом есть рассеянная мануфактура (ростовская финифть), и главный заказчик — РПЦ. В некоторых городах на рассеянных мануфактурах работает практически все трудоспособное население.

Третья категория — это гаражники, люди, которые в больших городах в гаражах создают все, вплоть до деталей космических кораблей. Это тоже самозанятость, которую не может контролировать государство.

Все эти люди — гигантская часть населения России. В фонде мы пытаемся их описать. Но кто эти «другие» люди? С моей точки зрения, эту большую группу населения можно назвать маргиналами, потому что они вне структуры, окармливаемой государством. Это и анастасийцы, и жители лесов, которых очень много в Сибири, и жители изолированных поселений, которых до 40% на Севере, в Сибири и на Дальнем Востоке.

Чем они отличаются от нас? Это активное население, которое живет само по себе, без государства, но, по сути, является опорой и надежей государства, потому что это самодеятельное самозанятое население.

Литература

• Plusnin J., Zausaeva Y., Zhidkevich N., Pozanenko A. Wandering Workers. Mores, Behavior, Way of Life, and Political Status of Domestic Russian Labor Migrants. — Stuttgart: Ibidem-Verlag, 2015. — 306 S. (Serie «Soviet and Post-Soviet Politic and Society, SPPS», No 141).

• Жидкевич Н. Н., Позаненко А. А. Преемственность заселения Уймонской долины Республики Алтай // В кн.: Сибирь: контексты настоящего. Сборник материалов международных конференций молодых исследователей Сибири. Иркутск: Центр независимых социальных исследований. — Иркутск, 2016. — С. 153–164.

• Жидкевич Н. Современные отходники севера и юга европейской части России // Russian Peasant Studies, 2017, vol. 2, N 3.

• Жидкевич Н. Н. Социальный портрет современного российского отходника. — Дисс. на соиск. уч. степени к. социол. н. — М., 2016. — 174 с.

• Кордонский С.Г, Плюснин Ю.М., Моргунова О.М. Обучение наблюдением: студенты в исследовательском процессе // Вопросы образования. — М.: Изд-во ГУ-ВШЭ, 2010. — № 4. — С. 54–69.

• Кордонский С. Г., Плюснин Ю. М. (2018) Архаические экономические институты: распределенные мануфактуры в малых городах России // Мир России. Т. 27. № 4. С. 6–30.

• Кордонский С. Г., Плюснин Ю.М. Местное самоуправление или муниципальная власть? // XI Международная научная конференция по проблемам развития экономики и общества. Книга 1. — М.: Издательский дом ВШЭ, 2011. — С. 167–175.

• Кордонский С. Г., Плюснин Ю.М. Социологические экспедиции кафедры местного самоуправления НИУ ВШЭ // Laboratorium, 2015. — Vol. 7,2. — С. 146–156.

• Кордонский С. Г., Скалон В. А., Плюснин Ю.М. Муниципальная Россия: образ жизни и образ мыслей. Опыт феноменологического исследования. — М.:ЦПИ МСУ, 2009. — С. 146.

• Кордонский С. Г., Плюснин Ю. М., Крашенинникова Ю. А., Тукаева А. Р., Бойков Д. В., Моргунова О. М., Ахунов Д.Э. Российская провинция и ее обитатели (опыт наблюдения и попытка описания) // Мир России. М. — 2011. — Том ХХ. — № 1. — С. 3–33.

• Пинчук О. В. «Нестандартные» условия труда женщин на производстве: опыт включенного наблюдения // ИНТЕР. 2018. № 15. С. 24–40.

• Плюснин Ю., Заусаева Я., Жидкевич Н., Позаненко А. «Отходники» // М.: Новый Хронограф, 2013.

• Плюснин Ю., Позаненко А., Жидкевич Н. Отходничество как новый фактор общественной жизни, «Мир России». №1. 2015.

• Плюснин Ю.М. Вдали от государства: отходники и власть в современной России // Вопросы государственного и муниципального управления. 2016. No 1. — С. 60–80.

• Плюснин Ю.М. Промыслы провинции: архаические и современные экономические практики населения // Журнал социологии и социальной антропологии, 2018, 21(1). С. 73–106.

• Плюснин Ю. М., Заусаева Я. Д., Жидкевич Н. Н., Позаненко А.А. Отходники. — М.: Новый хронограф, 2013. — С. 376.

• Позаненко А. А. «Отдельная типа республичка»: структурные особенности пространственно изолированных локальных сельских сообществ // Мир России: Социология, этнология. 2018. Т. 27. № 4. С. 31–55.

• Позаненко А. А. Два вида изолированных локальных сообществ как старые и новые теннисовские общности в современной России // Журнал социологии и социальной антропологии. 2017. Т. 20. № 3. С. 161–178.

• Позаненко А. А. Попытки институционализации поселений родовых поместий в России // В кн.: Поиск постурбанистических моделей жизнеустройства / Отв. ред.: А.В. Ермишина, Л.В. Клименко. Ростов н/Д : Издательство Фонд науки и образования, 2016. С. 183–191.

• Позаненко А. А. Пространственная изоляция и устойчивость локальных сообществ: к развитию существующих подходов // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2017. Т. 40. № 4. С. 244–255.

• Позаненко А. А. Самоизолирующиеся сообщества. Социальная структура поселений родовых поместий // Мир России: Социология, этнология. 2016. Т. 25. № 1. С. 129–153.

• Рогозин Д., Пинчук О. Семья и труд в жизни заводских работниц.

Мы публикуем сокращенные записи лекций, вебинаров, подкастов — то есть устных выступлений. Мнение спикера может не совпадать с мнением редакции. Мы запрашиваем ссылки на первоисточники, но их предоставление остается на усмотрение спикера.

Читайте нас в Facebook, VK, Twitter, Instagram, Telegram (@tandp_ru) и Яндекс.Дзен.