В 2018 году отмечалось 200-летие Ивана Тургенева. Несмотря на то что литературную пальму первенства в XIX веке он вроде бы уступил Толстому, Достоевскому и Чехову, его творчество оказало колоссальное влияние на развитие русского и европейского романа. Писатель, поэт и публицист Дмитрий Быков рассказал о главных чертах прозы Тургенева, сильных тургеневских девушках, а также о том, почему у Герасима, увы, не было выбора. T&P законспектировали главное.

Что нам оставил в наследство Тургенев

Лекция в рамках проекта «Литературная лестница». 14 ноября 2018 года, Библиотека-читальня им. Тургенева

Дмитрий Быков

Писатель, журналист, поэт, кинокритик

Век Толстого и Достоевского

XX век был веком Толстого, Достоевского и Чехова. Толстой говорил, что в основе всего — семья и вера, без них человек беспомощен. Достоевский утверждал, что человек по определению отвратителен и ни семья, ни вера тут ничего не сделают. А Чехов считал, что все вообще абсурдно и не следует особо беспокоиться. Тургенев в русской литературе оказался наособицу. Сейчас, когда мы отмечаем его 200-летие, наступает век Тургенева: скомпрометированы все ценности, и начинается пора умного вчитывания, время подтекстов, изящества и тургеневских открытий.

Тургенев — самый умный и самый воспитанный из русских писателей. К Толстому даже смешно применять такое понятие: ураган не может быть хорошо или плохо воспитан. Достоевский — воплощенная невоспитанность, которая врывается в ваш дом и начинает задыхающимся шепотком рассказывать всякие непристойности. Чехов тихий. Как говорил о нем Толстой: «Тихий, точно барышня, и ходит, как барышня». Но тихим голосом он тоже порой говорит чудовищные вещи. Тургенев именно воспитанный, а России скоро как раз понадобятся ценности хорошего воспитания. Не зря говорили Стругацкие, что выше человека разумного стоит человек воспитанный, а вот как его воспитывать, никто еще не понял.

Как Тургенев повлиял на европейский роман

Не будет большим преувеличением сказать, что русская литература всегда брала у Запада форму и насыщала ее собственным содержанием. Форма главного произведения Толстого, «Войны и мира», заимствована из «Отверженных» Гюго, а вот смысл романа противоположен: если Гюго доказывает, что один человек способен сделать мир моральным, то Толстой говорит, что даже Наполеон своей волей не способен изменить в мире ничего, так как против него действует равная миллионная воля. Свою глубокую зависимость от западных образцов (особенно от Диккенса) не скрывает и Достоевский: «Лавка древностей» у него называется «Униженные и оскорбленные», девочка Нелли взята даже без переименования, а Петербург Достоевского — это Лондон Диккенса, автоматически перенесенный в наши широты. Пушкин не скрывает своей зависимости от Байрона. Лермонтов оглядывается на Гете и прямо его пародирует. Даже у Чехова он есть, и это не Мопассан, как думают многие: вся чеховская драматургия — это Метерлинк, перенесенный в русские усадебные условия.

У каждого русского прозаика и поэта обязательно есть европейский прототип, на который он ориентируется. Прототипа нет только у Тургенева. Он единственный русский писатель, который не учился у Запада, — он сам научил Запад писать.

Во Франции до Тургенева был классический роман-фельетон, рассчитанный на газетную публикацию, огромный социальный роман с острой фабулой. Тургенев научил французскую литературу не зависеть от физического носителя.

Тургеневский роман отличается пятью чертами, которые создали европейскую новеллистику, какой мы ее знаем. Прежде всего, он короткий — чтобы не утомлять читателя и соблюсти пропорции. Многостраничные романы Достоевского и гигантский эпос Толстого созданы для русского неумеренного пространства. Тургеневский роман короток, изящен, лаконичен и независим от формы, в которой он будет подаваться, то есть журнала или книги. Он обладает пропорциями идеального рассказа и масштабной проблематикой истинно романа.

Вторая черта тургеневского романа — полифоничность. Принято считать, что полифонию у нас олицетворяет Достоевский. А, собственно, где она, если мы всегда понимаем, что автор хочет сказать? Вот у Тургенева мы не знаем, на чьей он стороне. Он задолго до Леонида Леонова освоил главную заповедь русского писателя: завидные мысли надо отдавать отрицательному герою, тогда вы будете неуязвимы.

Мораль тургеневского романа, как правило, нельзя выразить словами, она возникает на пересечении многих вариантов, формулируется нами, и мы никогда не можем быть уверены в том, что правильно прочли роман.

Третья черта — тургеневские романы актуальны. Иной гуманист думает, что говорить надо о вечном, но в России нет ничего более вечного, чем преходящее, потому что все повторяется каждые 25 лет. Тургенев оказывается абсолютно прав применительно ко всем временам, и самое удивительное, что за счет точной привязки к эпохе он сохраняет свое «партизанское» действие, он наш подпольный союзник.

Четвертая тургеневская черта, которая в западном романе оказалась на первом плане, — отсутствие фабулы. В чем фабула «Отцов и детей»? Два друга ездят в гости из одного поместья в другое. К сожалению, это тоже осталось важной чертой русской жизни: в ней мало что происходит, но в подспудном ее течении всегда зреют великие события. Нет никаких сомнений в том, что изящество французской прозы и во многом нового романа 1950–60-х годов — тургеневское завоевание.

И пятая черта, которая делает тургеневский роман приятным для чтения, — он насмешлив, ироничен. Тургенев не допускает мистику в большие романы: на него сильно повлияла наивнейшая мысль Белинского о том, что «фантастическое в наше время может иметь место только в домах умалишенных, а не в литературе, и находиться в заведовании врачей, а не поэтов». Родившись гениальным фантастом, Тургенев всю жизнь прятался от своей природы, и лучшие свои рассказы («Стук… Стук… Стук!…», «Клара Милич» и др.) считал уклонением от основного пути. Но, к сожалению, фантастическое в нашей жизни гораздо более реально, нежели правдоподобное, поэтому лучшие произведения Тургенева — это как раз мистика.

Эти пять черт любого романа, написанного после 80-х годов XIX века, определяют европейскую прозу. Классический европейский роман воспитан Тургеневым — его ненавязчивостью, его барским холодноватым умением сказать все, не говоря почти ничего, его нежеланием направлять читателя на путь, произносить мораль.

Портрет Е.М. Мартыновой. Константин Сомов. 1897–1900 годы

Кто такая тургеневская девушка

Считается, что тургеневская девушка — сильная и решительная, противостоящая слабому мужчине. Первым этот инвариант с присущей ему чуткостью зафиксировал Чернышевский. В статье «Русский человек на рандеву» он довольно точно и жестоко указал Тургеневу (и всем) на то, что русский мужчина по определению слаб. Это так не только в «Рудине» и «Отцах и детях», это везде так — и не только у Тургенева. Вспомните «Грозу», где единственной носительницей света является женщина, и Добролюбов пишет, что самый сильный протест вырывается из самой слабой груди.

Русская женщина выглядит сильно по отношению к мужчине потому, что она, по пушкинскому определению, может «для власти, для ливреи не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи». Она абсолютно выключена из социальной иерархии и свободна, может себе все позволить. Но эта свобода граничит с безответственностью и произволом, потому Писарев и задается вопросом: ну какая же эта Катерина луч света, когда она совершает поступки один абсурднее другого?

Вызывает ли сильная тургеневская женщина хоть какую-то авторскую симпатию? Полозова не зря носит змеиную фамилию, и не зря у нее короткие толстые пальцы, которыми она вцепляется в шевелюру Санина. Зинаида из «Первой любви» — опасная истеричка. Клара Милич похищает у человека душу и выступает грозной силой, почти загробной, а по отношению к Елене в «Накануне» автор ощущает некоторую чужеродность.

Все тургеневские женщины вызывают у автора чувство как минимум двойственное, а в «Вешних водах» и прямо испуг.

Я не хочу сказать, что всякая женщина для Тургенева зло, такого отношения к женщине у него все же нет. У него женщина — источник прекрасного и страшного, поэтому знаменита тургеневская фраза, которая исчерпывающе описывает гендерные различия: «Мужчина может… сказать, что дважды два не четыре, а пять или три с половиною; а женщина скажет, что дважды два — стеариновая свечка».

Зачем Герасим утопил Муму и для чего Тургеневу готика

Многие говорят, что Герасим утопил Муму, потому что не мог ослушаться барыни. Помилуйте, он же все равно ослушался: он ушел. Но чтобы уйти, ему надо было сначала утопить Муму. А что такое Муму?

В системе ценностей Тургенева писатель — всегда охотник. «Записки охотника» — это записки писателя, который охотится за сюжетами, за людьми, за их удивительными историями. Писатель — охотник, а кто собака? Душа человека. Поэтому, чтобы стать свободным и уйти от барыни, человек должен утопить Муму. В тургеневской системе символов эта контрадикция души и поступка очень отчетлива. По большому счету Тургенев — первый русский символист, это именно он начал готовить символизм к рождению на русской почве.

Пара к «Муму» — это блистательный рассказ «Собака», в нем есть самая страшная и самая готическая сцена в русской литературе. Вообще, готическое мироощущение — это представление о мире, лежащем во зле. Но Тургенев — человек с удивительно здоровой душой и крепкой психикой, поэтому таинственное и страшное у него — синоним поэтического. Они связаны, потому что тайна есть предмет поэзии.

Тургенева волнует тайна. Ему интересно иррациональное движение души, поэтому его излюбленный жанр — сон. Лучшие сны написаны у Тургенева в рассказах «Сон», «Насекомое», в «Стихотворениях в прозе». Самый страшный сон в русской литературе — из «Клары Милич». Это произведение о страшной сущности любви, о том, что любовь порабощает человека. О том, что сохранить себя в любви невозможно — поэтому тургеневские герои так боятся любви. Тургенев не мрачен, он лишь подчеркивает, что все значительное в жизни имеет обаяние тайны. Если тайны нет, то нет ни любви, ни поэзии. Об этом «Песнь торжествующей любви», один из самых страшных готических рассказов Тургенева.

Лучшую жизнь в русской литературе прожил Тургенев. Пусть это была жизнь на краю чужого гнезда, но сильными страстями и отважными борцами лучше любоваться издали, любить Россию лучше всего из Европы. Пожалуй, Тургенев с большим основанием, чем Григорий Сковорода, мог сказать о себе: «Мир ловил меня, но не поймал».

Литература

• Максим Горький. Лев Толстой. М., 2014.

• Антон Первушин. Конспирологическая утопия братьев Стругацких // Настоящая фантастика — 2013. М., 2013.

• Виссарион Белинский. Взгляд на русскую литературу 1846 года // В.Г. Белинский. Собрание сочинений в трех томах. Под общей редакцией Ф.М. Головенченко. ОГИЗ, ГИХЛ, М., 1948.

• Николай Добролюбов. Луч света в темном царстве // Н.А. Добролюбов. Собрание сочинений в 9 т. Т. 6. М. — Л., 1963.

• Дмитрий Писарев. Мотивы русской драмы // Д.И. Писарев. Литературная критика в трех томах. Том первый. Статьи 1859–1864 гг. Л., 1981.

Полную расшифровку лекции можно прочитать на сайте Библиотеки-читальни им. И.С. Тургенева.

Мы публикуем сокращенные записи лекций, вебинаров, подкастов — то есть устных выступлений. Мнение спикера может не совпадать с мнением редакции. Мы запрашиваем ссылки на первоисточники, но их предоставление остается на усмотрение спикера.