Термин «революция трудолюбия» был придуман Акирой Хаями, использовавшим его (в публикации 1967 г. на японском языке) для противопоставления трудоемких технологий Японии периода Эдо (1603–1868 гг.) капиталоемким технологиям Британии периода промышленной революции.

«Революция трудолюбия. Потребительское поведение и экономика домохозяйств с 1650 года до наших дней»

Ян де Фрис
Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2016

По мнению Хаями, технологии эти явили собой два пути к индустриализации.Akira Hayami. “Keizai Shakai no Seiritsu to sono Tokushitsu (The Emergence of the Economic Society and Its Characteristics)”, in Shakai Keizaishi Gakkai, ed. Atarashii Edo Jidaizo o Motomete (Tokyo: Toyo Keizai Shinposha, 1967), as discussed in Kaoru Sugihara, “Labour-intensive Industrialisation in Global History”,13th International Economic History Congress, Buenos Aires, 2002. В своем первом использовании данного термина в англоязычной публикации Хаями применяет его для объяснения роста сельскохозяйственного производства в последние десятилетия периода Эдо, который был достигнут благодаря введению новых методов земледелия, когда все более возрастающий в объемах труд человека был заменен тягловым рабочим скотом: «В сельской Японии, вероятно, произошел переход от использования «человеческой силы» к «конной силе». И применительно к данным изменениям уместно использование термина «революция трудолюбия»…»Akira Hayami. “A Great Transformation. Social and Economic Change in Sixteenth and Seventeenth Century Japan”, Bonner Zeitschrift für Japanologie 8 (1986): 6.

В дальнейшем Каору Сугихара, Осаму Саито и прочие специалисты использовали данный термин в более общем смысле для обозначения процесса трудоемкой индустриализации как альтернативы капиталоемкому и ресурсоемкому пути, по которому в целях достижения современного экономического роста пошли страны Запада.Kaoru Sugihara. «The East Asian Path of Economic Development. A Long-Term Perspective», in Giovanni Arrighi, Takeshi Hamashita, and Amark Selden, eds. The Resurgence of East Asia. 500, 150, and 50 Year Perspectives (London: Routledge, 2003): 78–123; Kaoru Sugihara. «The State and the Industrious Revolution in Tokugawa Japan», London School of Economics, Working paper No. 02/04 (February 2004); см. также Osamu Saito. «Work, Leisure and the Concept of Planning in the Japanese Past» (unpublished, 1996); Osamu Saito. «Gender, Workload and Agricultural Progress. Japan’s Historical Experience in Perspective», in René Leboutte, ed. Protoindustrialisation. Recherches récentes et nouvelles perspectives. Mélanges en souvenir de Franklin Mendels (Geneva: Librairie Droz, 1996): 129–151. Макроэкономический контекст, в котором данный термин применяется в Японии (и в других странах Восточной Азии), в целом согласуется с представленной выше моделью Бозеруп. Снабжение продовольствием возрастающего населения обеспечивается переходом на трудоемкие технологии. Возделывание риса и ирригационное производство позволили добиться гораздо большей интенсификации по сравнению со смешанным сельским хозяйством Европы, благодаря чему крестьянские общества Азии отличались значительно более высокой плотностью населения и, соответственно, более высокими объемами производства на единицу обрабатываемой земли.Причинные механизмы, стоящие за этим процессом, вызывают жаркие споры. Здесь можно принять либо позицию Марка Элвина и Эрика Джонса, согласно которой Азия пошла путем экологического производства, позволившего поддерживать крайне высокую численность населения при крайне низком уровне жизни («ловушка равновесия высокого уровня»), либо позицию, выработанную позднее Джеймсом Ли, Вангом Фенгом и Кеннетом Померанцем, считавшими, что Китай — по крайней мере до 1800 г. — являл собой образец успешного с точки зрения решения демографических проблем общества, которому удавалось поддерживать для больших масс населения уровень жизни, вполне сравнимый с уровнем жизни в странах Европы. James Z. Lee and Wang Feng. One Quarter of Humanity. Malthusian Mythology and Chinese Realities (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1999); Pomeranz. The Great Divergence; Eric L. Jones. The European Miracle. Environments, Economies and Geopolitics in the History of Europe and Asia (Cambridge: Cambridge University Press, 1981); Mark Elvin. The Pattern of the Chinese Past (Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1973).

На микроэкономическом уровне «трудоемкой индустриализации» домохозяйство видится как «усваивающий» труд институт, которым осуществляется старательное развитие трудоемких технологий, способствующее задаче поддержания его экономической целесообразности. Однако крестьянское домохозяйство не рассматривается концепцией азиатской революции трудолюбия лишь как единица, занятая «самоэксплуатацией» в целях обеспечения скромного уровня жизни для своих членов. Скорее трудолюбие готовит крестьянское домохозяйство к решению задач обеспечения современного экономического роста посредством совершенствования качества труда.

Саито описывает японское домохозяйство, которое отличается строгой дисциплиной своих членов и тщательно планирует не только применение семейных трудовых ресурсов, но и состав семьи (число детей, интервалы между их рождением и порядок рождения мальчиков и девочек) для координации потребления, производства и воспроизводства в целях обеспечения преемственности между поколениями, защиты от кратковременных периодов кризиса и достаточности ресурсов потребления в течение жизненного цикла меняющейся индивидуальной производственной единицы.

На протяжении поколений подобного сложного и «рационального планирования» крестьянской семье удавалось приобрести человеческий капитал, способный служить ответом на новые угрозы и возможности, которые несла в себе современная индустриализация. Сугихарой подчеркивается свойственная японским домохозяйствам тенденция «усваивать» семейный труд как в производстве сельскохозяйственной продукции, так и в других промыслах.

Сугихара приводит для сравнения Англию, отличавшуюся специализацией домохозяйств: они были, как правило, заняты либо в сельскохозяйственном производстве, либо в сельских ремеслах. Японским домохозяйствам специализация была свойственна в меньшей степени, однако благодаря объединению различных видов деятельности в единое «предприятие» они становились своеобразными учебными центрами для выработки различных форм поведения управленческого характера, которое оказалось полезным для поддержания многочисленных и трудоемких, пусть и незначительных по масштабам, видов производственной деятельности, свойственных для основанной на использовании больших объемов труда при малых объемах ресурсов экономике.

Схожим образом, как считает Сугихара, большая доля самозанятых лиц в населении послужила основой для образования многочисленных малых и средних предприятий, оказавшихся столь характерными для переживавшей период индустриализации Японии. Такой вывод он делает из своих наблюдений:

Поскольку трудоемкой индустриализации было свойственно постепенное повышение качества труда, это оказалось главным путем, которым человечество избежало мальтузианской ловушки перенаселения и рикардовской ловушки растущих цен на продовольствие. Именно этот «добродетельный» круг, а не внезапная доступность огромных ресурсов Нового Света или трудосберегающих технологий и помог распространению индустриализации по всему свету в течение двух последних столетий.Sugihara. “Labour-intensive Industrialisation in Global History”, p. 15.

В восточноазиатской революции трудолюбия важную роль сыграла ограниченность ресурсов, а именно роль в развитии отличающихся находчивостью, усердием и дисциплиной крестьянских домохозяйств, которые оказались способны в нужный момент передать эти потом и кровью приобретенные свойства новому индустриальному миру. При этом роль специализации и рыночных отношений оказалась менее значимой. Тщательное планирование и продолжительные дни дисциплинированного труда взяли на себя роль отсутствующего рынка.

Например, существование рынка наемных сельских работников снизило бы острую необходимость жесткого семейного планирования, а выплата налогов деньгами, а не рисом способствовала бы развитию большей сельскохозяйственной специализации. Наконец, восточноазиатская революция трудолюбия — феномен, в значительно большей мере оказавшийся основанным на предложении, чем на спросе.

Трудоемкость деятельности заставила людей быть более продуктивными работниками, но не более активными или изобретательными потребителями

Общий рост продукции осуществлялся в ущерб производительности труда, что ограничивало покупательную способность жителей сельской местности. Позднее, когда эта низкопродуктивная сельская рабочая сила перекочевала в промышленный сектор, невысокая производительность труда мешала росту заработной платы и там, препятствуя тем самым расширению домашнего рынкаKaoru Sugihara. “The East Asian Path of Economic Development. A Long-term Perspective”, in Giovanni Arrighi, Takeshi Hamashita, and Amark Selden, eds. The Resurgence of East Asia. 500, 150, and 50 Year Perspectives (London: Routledge, 2003): 90, 102..

Трудоемкая индустриализация оказалась характерной чертой развития стран Восточной Азии. В странах же Запада экономический рост отличался капитало- и ресурсоемкостью. Семейные предприятия с крестьянскими корнями, отличавшиеся трудолюбием и гибкостью, были главной движущей силой индустриализации на Востоке, в то время как на Западе эту роль выполняли крупные фирмы и предприятия. Данное определение, пусть и не лишенное некоторой правды, все же преувеличивает разницу между странами Востока и Запада в ранние периоды индустриализации, поскольку авторы определения принимают известное всем развитие ряда «ведущих направлений» Британской промышленной революции за более широкие процессы экономического роста стран Запада, который, подобно происходившему на Востоке, долгое время зависел от производств в отличавшихся трудолюбием домохозяйствах.

Между революциями трудолюбия Востока и Запада есть тем не менее и существенные различия. Они далеко не одно и то же, и главное различие между ними кроется в большей роли рынков и большей специализации, характерных для Западной Европы. Это как раз те условия, в которых потребительские желания могли начать играть самостоятельную роль в содействии дальнейшему росту предложения труда. Иными словами, детерминанты интенсификации труда в этих двух вариантах революции трудолюбия разнились на самом что ни на есть фундаментальном уровне.

Производительность труда в европейском сельском хозяйстве столкнулась с теми же неустранимыми факторами сдерживания, что и в Азии, однако в Европе она оставалась существенно выше. Обычно в качестве объяснения данному феномену приводится сочетание ограничения численности семьи и применяемых сельскохозяйственных технологий.

Население Европы подстраивалось под наличествующие ресурсы путем ограничения рождаемости в рамках так называемой «западноевропейской модели брака» […]

В данном объяснении одна из главных ролей отведена и рынку, поскольку возможность вступления в брак (если таковая и существовала для определенного лица, то вопрос заключался в том, в каком возрасте он мог ее реализовать) подчинялась экономическим условиям, зависевшим от уровня заработной платы, земельной ренты и цен на потребительские товары.С наиболее полным изложением данной теории можно ознакомиться в следующем издании: E.A. Wrigley and Roger Schofield. The Population History of England, 1541–1871. A Reconstruction (London: Edward Arnold, 1981), esp. Chapters 11–12.

Более того, смешанные сельскохозяйственные системы, доминировавшие на большей территории Европы (особенно в северной части Средиземноморского бассейна), позволяли дополнить труд человека, направленный на поддержание плодородия почв, обеднявшихся вследствие более интенсивного земледелия, соответствующими агрономическими технологиями. Ротационное использование земли под пастбища, бобовые и корнеплоды, известное как плодосменное и конверсионное хозяйство, привело к увеличению продукции животноводства (благодаря увеличению пастбищ и заготавливаемых кормов), отказу от необходимости периодически оставлять часть земли под пар и улучшению плодородия почвПлодосменное хозяйство представляет собой ротационную систему без использования паров, в которой производится попеременный засев одного участка земли то зерновыми культурами, то бобовыми растениями и корнеплодами; принцип конверсионного хозяйства состоит в выращивании на определенном участке земли сельскохозяйственных культур на протяжении 7–9 лет, после чего производится «конверсия» участка — его искусственное засевание травами и использование на протяжении нескольких лет не под пашню, а под пастбище. См. Bruce Campbell and Mark Overton. “Productivity Change in European Agricultural Development”, in Bruce Campbell and Mark Overton, eds. Land, Labour and Livestock. Historical Studies in European Agricultural Productivity (Manchester: Manchester University Press, 1991): 1–50..

Разумеется, что для увеличения объемов физической продукции данные системы требуют дополнительных расходов труда на единицу земли, однако при наличии благоприятного режима относительных цен они способны в еще большей мере повысить ценность производимой в их рамках продукции. Опять же, время и место внедрения этих более интенсивных систем ведения сельского хозяйства определялись в большей степени требованиями рынка, а не демографии. Для более подробного ознакомления с этим сложным вопросом см. Eric Jones. Agriculture and Economic Growth in England, 1650–1815 (London: Methuen, 1967); Slicher van Bath. Agrarian History of Western Europe; Campbell and Overton, eds. Land, Labour and Livestock.

Ключевым фактором в достижении общего роста производительности в период до XIX в. стали не демография и не технологии, а организация домохозяйства в качестве самостоятельной экономической единицы. В Европе перераспределение производственных ресурсов домохозяйств явилось ответом на благоприятные возможности рынка. Домохозяйства перепрофилировались с контакта с рынком (продажа производимой продукции в целях увеличения разнообразия потребляемых товаров) на ориентацию на рынок (продажа производимой продукции и труда как основа экономики домохозяйств). Данное перепрофилирование произошло прежде всего как ответ на сложившиеся на рынке условия, а не вследствие демографических причин или принуждения со стороны соответствующих институтов (хотя и они время от времени играли достаточно важную роль). Полномасштабная ориентация на рынок или зависимость от него, в свою очередь, потребовали изменений в потребительском поведении домохозяйств.

В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.