Как общаться с пожилыми родителями

В процессе старения люди становятся обидчивыми, нетерпимыми, неряшливыми. Их детям часто приходится выслушивать необоснованные обвинения, что, конечно, злит и раздражает. А порой возникает желание перевоспитать родителей, показать им «как правильно». Но все это лишь ведет к разрушению отношений. Нина Зверева, тележурналист, популярный бизнес-тренер, автор книг про коммуникацию, рассказывает, как говорить с пожилыми родителями. А мы делимся отрывком из ее книги «Общение с пожилыми родителями. Как сохранить терпение и любовь».

Нельзя воспитывать

Старики неряшливы. Они боятся сквозняков. Они подолгу хранят еду в холодильнике, а вместо того, чтобы вылить «задумавшийся» суп, предпочитают его прокипятить и съесть. Все это вас раздражает. Вам хочется объяснить им, как надо. В конце концов, вы просто злитесь!

В деревне, куда съезжались все мои родственники — родители, дети, внуки, — я резала салат на всю семью. Втыкала в него общую ложку. Подходила мама, пробовала салат той самой ложкой, говорила: «Ой, как вкусно!» — и возвращала облизанную ложку на место.

Я видела, какими взглядами провожали эту ложку мои дети и внуки, и понимала: никто из них салат есть не будет. Им неприятно, они брезгливы и имеют на это право.

Что делать? Поначалу я воспитывала своих стариков.

— Мамочка, давай сменим твой халат. Он грязный, его пора постирать.

— Ниночка, мне в нем удобно, он не грязный. И грязь мне не мешает.

— Мамочка, давай сменим, я не могу на это смотреть. Я сама его выстираю, выглажу и верну тебе завтра. А пока надень вот этот. Смотри, он такой же, как твой, только новый.

— Ниночка, ну мне уютно в моем!

Я все-таки настаивала, мама все-таки меняла халат. Но вместе с ним менялось и ее самочувствие. То ли ей было холодно, то ли жарко — она не понимала. Но понимала, что над ней совершено насилие. И, пока я с остервенением терла засохшую на халате грязь, мама переживала ощущение ненужности. Оно знакомо всем нам: каждому доводилось осознавать, что кто-то близкий будто бы видит перед собой не живого человека, не личность, а предмет. Как правило, мы заканчиваем такие отношения. Но родители не могут «закончить» отношения со взрослыми детьми!

…Родители приезжали к нам на дачу.

— Папа, давай я тебя подстригу, — говорила я. — Но сначала тебе надо сходить в баню, помыться.

— Мне там холодно, — ежился папа.

— Если хочешь, давай в душ.

— В душе еще холоднее.

— Папа, когда ты последний раз мылся? — спрашивала я и догадывалась: он сам не помнит когда.

— Да мне холодно мыться, — признавался он.

Я настаивала. Вела его за руку в баню. Он возвращался оттуда через час — такой уставший, что стричься у него уже не было сил. Почти в девяносто лет поход в баню совершенно изнурял папу. А мне казалось, так правильно: он должен быть вымыт и подстрижен.

Рано утром родители разговаривали у себя в комнате:

— Витенька, ты проснулся? — кричала мама. — Как ты спал? Как давление?

— Нелечка, я померил давление, оно нормальное! — кричал в ответ папа.

Папа плохо слышит, и мама привыкла говорить очень громко. Просыпался весь дом. А больше всего меня беспокоило, что просыпалась моя дочь Катя. Она приезжала к нам уставшая — и даже в деревне продолжала работать по ночам. Ее карьера шла в гору, но я точно знала: она легла не раньше двух часов ночи. А в шесть — эта утренняя перекличка стариков, которая, конечно же, разбудила ее.

Разбудила в том самом доме, который Катя на собственные деньги построила нам в подарок.

Я влетала в комнату родителей, прижимала палец к губам, просила каждого:

— Мамочка, папочка, Катя спит, пожалуйста, не шумите!

Они пугались. Они вовсе не хотели разбудить Катю — и после завтрака начинали собираться домой. Им было неуютно от обилия наших правил, таких естественных для нас и таких непредсказуемых для стариков.

А мне не хотелось, чтобы они уезжали: я мечтала, как мы будем все вместе разговаривать, шутить, смеяться… Мое сердце рвалось на части между родителями и детьми. А я сама оставалась посередине, на месте разрыва.

Но как же быть? Как быть с салатом, с халатом, с ранними подъемами? Создать среду, в которой у родителей не будет шанса нарушить ваши правила, — и признавать за ними право на чудачества. Мамин халат можно постирать, когда она уснет, а к утру принести ей высохший и выглаженный. Папе может помочь помыться сиделка (и так будет удобнее всем!). Салат лучше сразу положить маме в тарелку, чтобы не было нужды тянуться к общей ложке.

А что с шумом по утрам? Мы и это решили. Я стала приглашать детей и родителей на дачу раздельно.

Мы жили на даче своей взрослой веселой жизнью. Гуляли с детьми, играли с внуками, подолгу засиживались в гостиной по вечерам и вдоволь спали утром. А дети по очереди ездили в гости к бабушке и дедушке в их нижегородскую квартиру.

Там старики чувствовали себя на своей территории. Внуки пили с бабушкой чай, слушали дедушкину музыку, делали с ними обоими селфи, общались — и мои родители чувствовали, что гости приехали именно к ним!

После, когда дети разъезжались, я приглашала на дачу родителей — и все внимание доставалось им. Но даже в этом случае я предпочитала брать на дачу помощницу, которая смогла бы подменить меня в бытовых делах и уходе за стариками.

Когда я перестала воспитывать папу с мамой, нам всем стало заметно легче. Хотя, надо отдать должное родителям, они никогда меня не критиковали: все принимали, понимали и благодарили даже за то, за что не надо было благодарить.

Мы не можем вернуть старикам молодость. Но можем принять их старость как новую реальность — и не переделывать ее.

Нельзя перевозить против воли

Как много печальных историй начинается со слов «и тогда я купил родителям квартиру»! Заканчиваются они тоже одинаково: «На новом месте они прожили всего несколько месяцев и ушли из жизни».

Хорошие, любящие дети. Умные, понимающие родители…

…У сорокапятилетнего мужчины была прекрасная карьера. В родном городе он добился всего, чего мог, — и его отправили на повышение в Москву. Но он никак не мог смириться с тем, что оставляет родителей одних.

Родителям было за восемьдесят. Сын — единственный и поздний. Других родственников нет. Были друзья и соседи, которые за полвека жизни в доме стали практически родными. Все уверяли мужчину: ничего страшного, если родители останутся жить в провинции. Это их город, они тут всех знают, их тоже все знают. Им тут хорошо! Но сын был непреклонен:

— Я не смогу спать, если буду знать, что родители за тысячу километров от меня. А вдруг с ними что-то случится?

И он купил отцу и матери квартиру в Москве, совсем близко от его дома. Выбрал планировку почти как в старой, обставил примерно так же… Перевез родителей в столицу. Часто приезжал к ним в гости. Они встречали его, благодарили за заботу, радовались, что он привозит продукты и лекарства. И… почти не выходили из дома. Так и сидели в новой, «неразношенной» квартире.

Впрочем, я знаю и другие случаи. Моей однокласснице, когда она переехала жить в США, тоже было сорок пять, ее родителям — около семидесяти, и они сами искренне хотели уехать вслед за дочкой.

Она смогла это устроить! Через год ее мама и папа приземлились в Америке и поехали в их собственный дом — тот, который им купила дочь. Она тоже предусмотрела все, даже учла, что мама обожает розы, поэтому купила дом с палисадничком, чтобы их выращивать.

Родители провели в Америке больше двадцати лет: мама дожила до девяноста трех, папа — до девяноста девяти. Они чудесно устроились: каждое утро возле их дома останавливался автобус и отвозил их в «дедский сад» — так подруга называла клуб для пожилых. Папа, пока был в силах, читал там лекции, мама играла на пианино…

Впрочем, чем больше я размышляю над этой историей, тем больше понимаю: она тоже подтверждает правило. В семьдесят лет люди умеют встречать перемены, но между семьюдесятью и восемьюдесятью большая разница. Кроме этого, родители моей одноклассницы сами хотели уехать в США. Личное желание — это очень важно.

И, увы, этот переезд был не последним. Уже в глубокой старости им пришлось еще раз переехать, уже внутри США. Из-за болезни они не смогли подниматься по лестнице в доме — и дочка купила другой, без лестниц. К нему они уже не смогли привыкнуть.

Боюсь, исключений здесь почти нет: люди старше восьмидесяти к переездам не способны. Им важно жить среди знакомых запахов, вещей, людей. Им нужно «свое». Им очень нужны соседи.

Моя тетя Зина жила в Москве, и для нее слово «соседи» означало абсолютную радость жизни. Ей с ними повезло: вместе они создали то, что молодежь сейчас называет «коливинг». Новый год они отмечали вместе, телевизор смотрели вместе, в магазины ходили вместе (и покупали продукты всем, кто не мог в тот день к ним присоединиться). Настоящая коммуна. Не коммуналка, а именно коммуна.

На этом тетя Зина один раз страшно погорела: пле- мянник одной из соседок, узнав, что у той есть ключи от других квартир, сделал дубликаты и ограбил нескольких жильцов, в том числе и тетю Зину. Денег унес много, для тети Зины — очень много, все ее сбережения.

Она сказала:

— Ну что ж, если это цена за мое счастье жить с такими соседями, я согласна ее заплатить.

В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.