Средневековье — это огромный культурный пласт, который не перестает интересовать людей и по сей день. История этого периода вдохновляет режиссеров и писателей, а тексты о рыцарях, крестовых походах и междоусобных войнах ложатся в основу популярных произведений. Вот только стараниями многочисленных авторов эпоха Средневековья успела обрасти множеством мифов и стереотипов. Вместе с Олегом Воскобойниковым, сооснователем и научным руководителем проекта Страдариум, отделяем мифы от правды.

Олег Воскобойников

Доктор исторических наук, ординарный профессор НИУ ВШЭ, сооснователь и научный руководитель проекта Страдариум

Популярные мифы о Средневековье

На самом деле: охота на ведьм в Европе развернулась лишь в раннее Новое время, с конца XV века. Вера в возможность мужчины или женщины пойти на сознательный союз с метафизическим злом существовала и существует в различных цивилизациях. Такой союз зачастую преследовался на правовом уровне. Однако средневековая католическая церковь на протяжении столетий сопротивлялась подобным верованиям — об этом свидетельствует ряд соборных решений и авторитетных высказываний богословов. Первые трактаты, в которых ведовство принципиально отличается от ворожбы, появились в Альпах в 1430-х годах, а инициатива преследования и сжигания ведьм исходила в большей степени от светских, а не церковных судов.

На самом деле: гигиенические практики раннего Средневековья довольно сильно отличаются от позднего Средневековья. Относительный уровень гигиены той или иной цивилизации прошлого и настоящего не всегда поддается объективной оценке. «Немытость» Средневековья — типичный пример черной легенды, на фоне которой цивилизованный мир шампуней и дезодорантов чувствует себя комфортно. Гибель городской греко-римской цивилизации привела к почти полному исчезновению культуры терм, культуры не только гигиенической, но и социально-политической. Однако Церковь, осуждая связанный с термами гедонизм и эксгибиционизм, никогда не выступала против гигиены как таковой. Мы слишком мало знаем о практиках первого тысячелетия на разных концах Европы, чтобы утверждать, что никто не мылся. Но по кодексам здоровья и другим медицинским текстам XII-XV вв. известно, что ежедневный уход за телом рекомендовался как горожанам, так и жителям деревни.

На самом деле: это «право» нигде не записано в средневековых источниках, и ничто не доказывает, что оно когда-либо кем-то было использовано. Миф о «праве первой ночи» обрел популярность во Франции после «Женитьбы Фигаро» Бомарше (1784), когда наследники просветителей ратовали за уничтожение наследия проклятого прошлого, средневековых «предрассудков», рационализм в науке и отделение Церкви от государства. Это не значит, что жестокости и насилия по отношению к женщинам не существовало, но его было не больше, чем сегодня в тех же странах. Миф первой ночи генетически связан с мифом о феодальном серваже, ставившем подавляющую часть населения Европы в бесправное положение, в том числе в вопросах любви и брака. Средневековое общество на всех уровнях, включая высшую знать, относилось к институту брака очень серьезно, вопрос иерархии и авторитета в принятии соответствующих решений действительно был принципиальным. Миф о первой ночи, однако, не упоминается в учебниках, избегают его и медиевисты, поэтому его живучесть в современном массовом сознании сама по себе представляет из себя интересную проблему.

На самом деле. Это движение изначально должно было вернуть христианскому Западу то, что он считал своим законным наследием: Святую землю и плодородные земли Пиренейского полуострова. Завоевания монголов XIII веке нанесли мусульманскому Востоку намного больший урон, а сравнение Крестовых походов с колонизацией возникло в XIX-XX веках, т.е. в эпоху реального европейского колониализма, распространившегося и на арабские земли. Крестоносцев с XIX века считали извергами, они выступили эдакими антиподами торговцам и ученым, якобы наладившим с мусульманским недругом мирные контакты несмотря на кровавые войны, длившиеся два века. Проявлений жестокости с обеих сторон во время Крестовых походов действительно хватало, потому что мусульмане не любили торговаться о жизни пленников. Однако союзы между христианами и мусульманами были обычным делом, как и союзы христиан против мусульман.

На самом деле. Никаких свидетельств о существовании такого мнения среди средневековых интеллектуалов нет. Авторитетная христианская литература никогда не противилась идее о сферичности земли. Возможно, желание подчеркнуть революционность открытий Колумба, Коперника и Галилея привело к постепенному формированию этого мифа. В XIX веке антиклерикально настроенные историки с легкостью принимали за утверждение плоскости земли распространенное в Средние века отрицание существования антиподов, то есть жителей южного полушария. Американский писатель Вашингтон Ирвинг в «Истории жизни и путешествий Кристофора Колубма» (1828) придумал, что Колумбу пришлось предстать перед богословской комиссией в Саламанке, и его фантазия была подхвачена учебниками. Миф о плоской земле Средневековья оказался в эпицентре споров между светским сознанием и верующими, стал удобной площадкой для европейского культа прогресса и позитивной науки. Поскольку удобно было считать, что в Средние века науки не было вовсе, значит, и земля была в средневековом понимании плоской.

На самом деле: золотая легенда о рыцарстве создана зрелым Средневековьем, в романах и хрониках, но им же и развенчана. Любому обществу нужны идеалы, будь то удачливый любовник или защитник отечества. Средневековая прекрасная дама исключена из рыцарства, но может быть наследницей немалого достояния, так нужного рыцарю. В «Эреке и Эниде» Кретьена де Труа (XII век) Энида — самая прекрасная дама на свете, о чем говорится в двух строках, Эрек доказывает это утверждение подвигами на 16 тысяч строк, а когда возлюбленная предупреждает его об опасности, предлагает ей закрыть рот. Подобные рыцарственность и куртуазность весьма относительны. Но и безудержная жестокость рыцаря, наемника своего сеньора, компенсировалась прагматикой войны тех лет. Ее целью было не физическое уничтожение противника, а получение выкупа за пленника.

У этого увлекательного мифа есть продолжение: чтобы такое не повторялось, католическая церковь стала проверять пол каждого избранного понтифика на специальном «навозном кресле».

На самом деле, эта легенда впервые была зафиксирована в текстах во второй половине XIII века и известна в сотне свидетельств до 1500 года. День рождения «папессы Иоанны» иногда фиксировали 814 годом, когда умер Карл Великий. Популярность мифа объясняется западной традицией критиковать Римскую курию и главу церкви. Известна схожая средневековая легенда о женщине на константинопольской кафедре, но она не распространилась. Миф о папессе иногда вдохновлял писателей, например, Пушкин набросал на французском план пьесы о папессе Иоанне.

Откуда берутся и как живут мифы о Средневековье

Сегодня Средневековье, в особенности, западное, едва ли не самая мифологизированная в общественном сознании эпоха в истории человечества. Над этим свершившимся фактом не первый год размышляют, в том числе профессиональные медиевисты. В рамках медиевистики даже выделилось направление «медиевализм», изучающее проявление реального и легендарного Средневековья в массовой культуре, от кино до видеоигр и мемов, от высокой литературы до политического сленга. Откуда столько шума вокруг темного «тысячелетнего царства»?

Ситуация в России, где паблик «Страдающее Средневековье» неожиданно для самого себя стал крупнейшим историческим медиапроектом, отчасти уникальна. Уникальна тем, что материал западной — не своей — истории нашел такой живой отклик. Тем не менее, и на Западе Средневековье «страдает» тем, что говорит на языке «страданий», причем не первый год. Черная легенда зародилась во времена просветителей, хватавшихся за любые реальные и нереальные идеи и события 500-1500 годов для того, чтобы, во-первых, снести с пьедестала Церковь (а иногда и Бога с небес), во-вторых, расшатать Старый порядок, то есть феодализм в разных его проявлениях.

Охота на ведьм, всесильная инквизиция, право первой ночи, тысячелетие без бань, бесправие женщины перед лицом мужчины, а серва — перед лицом сеньора, непроезжие дороги и непролазные чащи, викинги, рогатые и дикие, смерть в 30 лет, необоримые эпидемии, страх перед близящимся концом света во всех головах, отсутствие какого-либо любопытства и повальная уверенность в плоскости земли. Все это пришло в XVIII-XIX веках и успешно дожило до наших дней, несмотря на успехи уже совсем другого просвещения — современной исторической науки.

Учебники истории в России и за рубежом не плодят подобные мифы. Однако Средневековье везде проходят где-то в середине, когда мы лет в 11-12 лишь беремся за историю, и подростку требуется доступный, довольно простой, «наглядный» или «образный» материал. Для этого из Средневековья, естественно, отбираются события и представления, понятные подростку. Крестовые походы — что-то вроде «колонизационного» движения, эдакий предвестник реальных колоний Нового времени с их работорговлей и плантациями. Права первой ночи все же не было, но женщине жилось несладко, детей никто не любил, потому что половина из них умирала в первые несколько лет. Инквизиция, даже если не жгла всех подряд, все же бушевала — как именно и с чьей помощью, почему и где, не так уж важно. Землю, может, и не считали плоской, но все же «настоящей» науки не было, даже труп в анатомическом театре разрезать боялись, просто списывали все у древних авторов, а мир наполнили всякими чудесами. И все свято верили в христианского Бога, которому возводили соборы до небес.

Мы можем назвать эту картину «белой» или даже «золотой» легендой, благо уже романтики двести лет назад показали, как это делается. Послевоенный Голливуд подхватил эстафету, современный кинематограф не отстает. В последние двадцать лет к литературно-кинематографическому мифотворчеству подключился активно развивающийся и покрывающий всю планету мир видеоигр. Игры только на первый взгляд «игры». Они формируют сознание миллионов людей поверх каких-либо идеологических и языковых барьеров, несмотря на попытки государств вмешиваться в их распространение.

Во всех этих областях визуальной культуры мифы о Средневековье живут по-своему, иногда перекликаясь. Например, гейм-дизайнер может консультироваться у медиевиста, причем не только для того, чтобы не назвать своего крестоносца именем, которое тот по определению не мог носить где-нибудь в конце XII века, но и по вопросам концептуальным: мог ли тот же рыцарь, скажем, встретить на улице Иерусалима мусульманского астролога и стребовать у него гороскоп? Мог, отвечает медиевист. Оба создают миф, даже не сговариваясь: медиевист не знает конкретного случая, когда крестоносец получил от арабского астролога гороскоп. Но миф, вымысел здесь оправданы пространством игры. Медиевист понимает, что игра выйдет неплохой и ему не зазорно оказаться в титрах. Всюду жизнь.

То же касается консультирования режиссера, снимающего очередную «Жанну д’Арк» или «Имя розы». Режиссер творит свое фильмическое пространство на фоне прошлого, воссоздает это прошлое на глазах у зрителя, решая при этом как свои творческие задачи, так и продюсерские. Он думает о рынке, о кассе, о зрителе. Он может быть великим Бергманом («Седьмая печать»), но может и не быть им. Умберто Эко не любил фильм по «Имени розы» и отказал самому Кубрику в съемке «Маятника Фуко». По счастью, он не дожил до сериала… «Последняя дуэль» (которую следовало, конечно, назвать по-русски «Последним поединком») — дорогой фильм о реальной удивительной коллизии, снят бережно и по многим статьям точно. Но без иных художественных клише он не получился бы вовсе, хотя все равно не собрал ожидавшуюся кассу: затянут, слишком много «Средневековья» набивает оскомину к началу третьего часа.

Тем не менее, как хороший фильм, так и хороший роман о Средневековье (то же «Имя розы» или «Я исповедуюсь» Жауме Кабре) не только создают мифы, но и развенчивают их, заставляют нас взглянуть на Другого, так не похожего на нас, чуть более приветливо, не насупившись и не вздергивая бровей. Это в наше непростое время уже немало.